Я подавила вздох. Искусство требует жертв!
Мой муж – художник, резчик по дереву, а Васятка – его ученик-подмастерье, талантливый, но проблемный: вечно с ним что-то случается.
– Ты не обиделась, милая? Я понимаю, скучно целый день сидеть дома одной…
– Я не дома, – сказала я, утаив, что вовсе не сидела в родных стенах. – Ты забыл? Мы обещали тетке Вере дежурить у нее ночами, сегодня наша очередь, поэтому я тут.
– Тебе там не страшно одной? – забеспокоился муж.
– С чего бы? – Я искренне удивилась. – Я же у тетки в детстве каждое лето гостила, мне ее дом как родной. И домовой, если он и вправду существует, меня прекрасно знает, как говорится, с младых ногтей. Небось не обидит по старой памяти.
– Тогда увидимся утром? – Супруг успокоился.
– Иди, вари свой лак, – отпустила я его и наконец вошла в дом.
Странное дело: и суток еще не прошло, как тетка Вера уехала, а дом уже производил впечатление покинутого и необитаемого!
– Эй, домовой, я пришла скрасить твое одиночество! – громко сказала я и захлопотала, наполняя дом звуками жизни.
Распаковала коробку, которую всучила мне Лизка. Отложила в сторону помещавшийся сверху сверток – по форме и запаху поняла, что в полотенце завернута половинка пирога с творогом, моего любимого. Прекрасно, будет чем нам с домовым перекусить, если в ночи приключится ночной дожор.
Особо рассматривать осветительный прибор в коробке я не стала, только проверила его комплектность. Цоколь на прямой короткой ножке, шнур с вилкой на конце, большая грушевидная лампочка – все вроде было на месте.
Я вынесла из сеней на веранду большое эмалированное ведро, перевернула его и поставила сверху, как на тумбочку, Лизкину лампу. Включить только затруднилась – на веранде некуда было, и я пошла искать удлинитель, чтобы протянуть его от розетки в сенях.
Очень кстати позвонила Лизавета.
– Ты как там? – спросила таким довольным томным голосом, что адресовать ей аналогичный вопрос я не стала.
Сама поняла, что подруга звонит мне в антракте между очень приятными действиями.
– Нормально, только удлинитель никак не найду. Спроси у Митяя, где он тут?
– Можешь в моей бывшей комнате взять, между стеной и кроватью посмотри, в тройник светомузыка включена, – ответил мне сам брат – тоже томным разнеженным голосом.
– Ага, не отвлекайтесь, – Я поспешила закончить разговор.
Нашла удлинитель, включила лампу, посмотрела, как она горит – и правда мощно, в сгустившейся темноте – реально как маяк! Придется мне лечь в комнате тетки, там окно на другую сторону, иначе при такой иллюминации я не усну – свет даже сквозь плотные занавески просачивается.
Но с маяком на веранде, спасибо Лизавете, действительно стало если не веселее, то спокойнее.
Я умылась, почистила зубы, немного почитала, лежа в постели. Потом пожелала воображаемому соседу:
– Доброй ночи, домовой! – и мирно отошла ко сну.
А разбудил меня в глухой полночный час, пардон за интимную подробность, мочевой пузырь. Пришлось вставать, брести, зевая и придерживаясь за стену, в туалет.
Уже выйдя из него, я вдруг подумала: а почему это так темно? Я же на веранде маяк оставила, его свет через окно кухни до коридора к санузлу легко добивал!
Пренебрегая обувью, я как была – босиком и в ночнушке – выглянула на веранду.
Маяк мой никуда не делся, так и стоял на перевернутом ведре, только уже не горел.
Я проверила соединение удлинителя с розеткой в сенях, затем по шнуру, как фронтовой телефонист, проследовала на веранду и убедилась, что вилка лампы плотно сидит в тройнике. А чего же не светит тогда? Перегорела, что ли?
Я пошевелила стеклянную грушу, уже холодную, в ее гнезде, и лампочка послушно воссияла.
Ну так-то лучше.
Я вернулась в дом. Ненадолго задержалась на кухне – отломила и съела кусочек Лизаветиного творожного пирога, запила его холодной кипяченой водичкой из чайника, опять пошла в санузел – чистить, как привыкла с детства, зубы после еды.
А когда вышла в коридор, опять оказалась в темноте!
– Да что за чертовщина?! Домовой, это ты, что ли, шалишь?
Недоумевая и досадуя, я снова пошла на веранду.
Маяк не горел. Стеклянная груша лежала на ведре у основания лампы.
Интересное кино! Не сама же она вывинтилась из патрона?!
Бредни тетки Веры о домовом стали приобретать пугающую убедительность.
Преодолевая возникшее желание истово перекреститься и пробормотать что-нибудь вроде «Чур меня, чур!» или «Изыди, нечистая!», я упрямо ввинтила лампочку в патрон.
Маяк загорелся.
– Да будет свет! – провозгласила я с нажимом.
Как бы давая понять: нравится это некоторым или нет, а свет у нас тут будет. Я так решила!
Естественно, мне никто не ответил. Деревня мирно спала. В небе мигали звезды, в траве – светлячки. У мощной лампы во множестве вились ночные мотыльки.
– Всем спокойной ночи, – сказала я, кому – не знаю.
Не мотылькам, это точно. Их мой импровизированный маяк явно лишил покоя и сна.
Я вернулась в дом, но не сразу удалилась в спальню – постояла под дверью, послушала, не заскрипят ли ступеньки крыльца.
Не заскрипели.