Кошмарные фигуры обступили Олега. Костлявые, изуродованные струпьями руки тянулись к нему, и те, что были ближе, коснулись его лица и тела. Там, где они дотрагивались до несчастного, кожа его оплывала, стекала с костей, будто ее разъедала кислота.
Словно очнувшись, Олег начал кричать – не то от невыносимой боли, не то от ужаса, а может, от того и другого. Он вопил неожиданно высоким, бабьим голосом, и Никита, глядя на это, понимал, что медленно скатывается в безумие.
Юля с силой вцепилась в плечо мужа, и это привело Никиту в чувство.
– В машину, быстро! – скомандовал он, схватив жену за руку.
«Пока эти твари заняты Олегом, у нас есть шанс спастись», – подумал Никита. Это было жестоко, но он понимал, что вариантов два: или умереть всем вместе, или попробовать спастись.
Крики Олега не смолкали.
– Я не могу… Надо помочь ему… – Губы Ларисы тряслись, по щекам текли слезы.
– Ему уже не поможешь! Они сделают с нами то же самое!
– Нет… Я не…
– Хочешь умереть, как он? – спросила Юля, и это подействовало.
Лариса со всех ног бросилась к машине Никиты и Юли. Те не отставали. Краем глаза Никита видел, что некоторые жуткие создания развернулись в их сторону и неумолимо приближаются.
«Ключи! Где они?» – в панике спросил себя Никита.
Кажется, в замке зажигания. Где еще им быть?
Крики Олега смолкли.
«Наверное, умер», – безучастно подумал Никита, и ему вновь пришло в голову, какая тишина царит в этом месте. Ее нарушали лишь их шаги, дыхание, вопли.
Преследователи же, выбиравшиеся по ночам из могил, давным-давно не дышали, мертвые глотки десятки лет не издавали ни звука.
Лариса первой добежала до машины, почти сразу вслед за ней забралась в салон и Юля. Но радоваться было рано. Никита, который еще оставался на дороге, ощутил чье-то присутствие. Его обдало холодом – он словно оказался голым на морозе.
Жена завизжала, глядя ему за спину, и он весь сжался, готовясь ощутить ледяное смертоносное прикосновение.
«Не оборачивайся! Не останавливайся!»
Никита рванул на себя дверцу машины и нырнул внутрь.
– Поехали, пожалуйста, поехали! – причитала Юля. Лариса глухо рыдала.
Он заблокировал двери и повернул ключ, стараясь не смотреть, что происходит за окном. Твари обступили машину (как совсем недавно Олега), силясь добраться до людей внутри. Пальцы слепо шарили по стеклу.
– Что ты стоишь?
– Не заводится, – сцепив зубы, бросил Никита.
Юля, сжавшись в комок, плакала от ужаса.
Взгляд Никиты упал на маленькую иконку, прикрепленную к приборной панели. Он купил ее в церкви и приклеил сюда просто так, без особой веры, лишь отдавая дань традиции. Никогда не думал, что станет молиться, глядя на нее, он и молитвы-то ни одной не знал. Но сейчас, в эту минуту, впившись взглядом в светлый прекрасный лик, впервые в жизни прошептал:
– Помоги! Если ты есть, помоги нам выжить! Прошу тебя! – И снова повернул ключ.
Двигатель ожил. Свет фар пронзил тьму, что наползла на заброшенную дорогу, и машина тронулась с места. Никита чувствовал безмолвную ярость нежити. Твари еще продолжали хвататься за машину, тащились некоторое время вслед за ней – тощие угловатые фигуры, перекошенные рты, жадные руки. Но догнать, вернуть беглецов не могли.
Девушки заливались слезами – теперь уже от счастья.
Они ехали. Автомобиль набирал скорость, унося их прочь от страшного места, от того, что осталось от бедного Олега, от его машины, которую Никита почти успел починить.
Кажется, мертвецы все так же стояли вдоль дороги, глядя им вслед. Никита не смотрел и надеялся, что и Юля не смотрит.
Да, снова пришло ему на ум, есть вещи, которые лучше не видеть, и места, о которых лучше не знать.
Евгения Михайлова. Папина дочь
События и персонажи вымышленные. Все совпадения с реальными фактами случайны.
Мама называла Марину принцессой на горошине. Когда малышка еще не умела говорить, начинала вдруг кричать и крутиться в своей кроватке, мама сначала пугалась, мерила температуру, давала теплое питье, баюкала, успокаивала, но однажды решила перетряхнуть постель и обнаружила под простынкой ребенка маленькую сухую крошку. Убрала ее, положила дочку, и та сразу блаженно уснула. С тех пор родители бдительно следили, чтобы под ребенком не было ни одной складочки, никакой соринки. И убедились в том, что у них едва ли не самый спокойный ребенок на свете.