Детективы старой школы

И тут в душе Михаила проснулся историк, и он с почтением взял монету в свою ладонь. Радиоуглеродный анализ показал подлинность монеты. Всего монет было пять. Проследив путешествие монет от торговца краденным, по цепочке Интерпол вышел на одного парижского старика-антиквариата, которому удалось всё-таки обхитрить контору, переселившись за два дня до их визита на Сен-Жерменское кладбище. Казалось, дело завершено, но в голову Михаила пришла интересная идея.

Дело в том, что все похищенные неуловимой бандой предметы старины были не просто антикварными, а уникальными. Главарь банды имел очень изысканный вкус, и Михаил предложил руководству поймать его на эти монеты, как на живца. Надо только разместить их на одном из подпольных аукционов и ждать. Несомненно, у главаря на таких аукционах есть осведомители. Трудность задачи заключалась в отслеживании цепочки при передаче трёх монет. Начальник почему-то решил, что на аукционе должны быть представлены не одна, как хотел Михаил, не пять, а именно три. Покупатель назначил встречу для проверки подлинности, на встречу пошёл Михаил, – он безупречно говорил на французском. Он передал посреднику одну монету, тот ему денежный залог, и они расстались. Чтобы не вызывать случайное подозрение, встречу Интерпол оставил без наблюдения. Вечером в квартире Михаила раздался телефонный звонок, и голос посредника сказал одно единственное слово: «Да» и повесил трубку. Это значило, что покупка состоится завтра в то же время на том же месте.

К операции было привлечено около шестидесяти агентов и двадцать машин. Вертолёты решили не использовать, чтобы не привлекать внимание и, как оказалось впоследствии, зря. Они забыли, с кем имеют дело. Первый сюрприз ждал их в самом начале. Посредник взял монеты, расплатился с Михаилом, который остался сидеть на лавочке, на этом его роль в операции заканчивалась. И вместо того чтобы сесть за руль автомобиля, на котором приехал, он просто пошёл вдоль улицы. Затем его нагнала «Скорая помощь». Посредник быстро нырнул в неё, и она, включив сирену, с бешеной скоростью помчалась прочь. Но опытные сотрудники всё-таки смогли уцепиться ей за хвост, постоянно меняя машины. Но на одной из улиц дорогу между «Скорой» и её полицейским хвостом пересёк бензовоз, который тут же взорвался. Только благодаря водителю-асу экипаж Интерпола остался жив. Место аварии оцепили в какие-то десять минут, но было поздно. «Скорою помощь» нашли в соседнем переулке, а сами преступники испарились. В общем, операция провалилась. К тому же доллары, полученные Михаилом, оказались фальшивыми. Сначала в конторе этому даже немного обрадовались такие добротные фальшивки мало кто может сделать, можно таким образом выйти на производителя. Но, как сказал эксперт:

– Это доллары – «клошары»[3], на рынке они раньше не появлялись, и производитель их неизвестен.

Таким образом, круг замкнулся. Михаилу вежливо предложили уйти из конторы. Витя ушёл вместе с ним. Вспоминая всё это, Михаил вздрогнул: «Вот тут-то и могли срисовать мою внешность». И перед ним ожило лицо заплаканной девушки на соседней скамейке. Это была она – пропавшая учительница. «Ну, держись, – на него накатила волна злости. – Пусть мне ещё оба уха продырявят, но ты у меня заплачешь по-настоящему!»

* * *

«Итак, значит, директор музея. Возьму на неделю больничный и всю эту неделю буду с ним, буду с ним на работе, перееду жить к нему на неделю, думаю, согласится, есть у него небольшая страсть к Бахусу, уговорю на этой почве. Коньяка жалеть не буду! Только бы узнать, что ей на самом деле нужно было от него»…

Придя на следующее утро в музей к Мельгунову, Михаил Васильевич из разговора с ним узнал, что учительницу очень интересовали старые дореволюционные документы:

– Она рассказала однажды, – сказал директор музея, – якобы её дед был дворянского рода и происходил из этих мест, потом он пропал без вести во время революции, а бабушка по какой-то причине сменила фамилию и лишь перед смертью рассказала про это отцу учительницы. – Немного помолчав, Мельгунов добавил: – Говорила, что хочет узнать историю своей семьи, но думаю, её интересовало что-то другое.

В его последних словах Михаил заметил какую-то задумчивость, и ему интуитивно почувствовалось, что это не грусть по учительнице, а нечто другое. Директор, казалось, угадал его мысли, поэтому продолжил:

– Мой отец – детдомовец. Фамилию Мельгунов получил от завхоза. В детдом попал после войны в возрасте восьми лет, но, как рассказывал мне, хорошо запомнил внешность своих родителей, и судя по его описанию, они вполне могли быть дворянами. И ещё он помнил, что они жили в очень большом доме с колоннами.

– А что с ними случилось потом? – спросил Михаил.

– Потом он только помнил о том, что ехали куда-то в поезде, а потом отец оказался один на маленькой станции, а что случилось с родителями, было непонятно, – продолжил Мельгунов. – Поэтому я и посочувствовал ей. Мне бы самому хотелось узнать о своих предках, но у меня не было никакой зацепки. А она знала имя и фамилию деда, и даже примерное место жительства.