Дети-404

Слава, 17 лет (Екатеринбург):

– Мама отреагировала очень спокойно, словно бы это в порядке вещей. После ее слов все обиды стали до боли незначительными. Никогда бы не подумала, что мама примет меня. Теперь я чувствую себя вполне защищенной и уверенной, что все в порядке. Спасибо маме.

Анна, 16 лет:

– Мои родители знают, они меня поняли, это самое главное. На мнение остальных мне все равно.

Егор, 16 лет:

– Я хочу сказать спасибо моей маме. Она ни на мгновение не поменяла свое мнение обо мне и относится так же. Но ей тяжело это признать, я вижу, и я благодарен ей за то, что она со мной. С поддержкой мамы я тем более справлюсь.

Софья, 16 лет (Санкт-Петербург):

– В моей семье нет ни одного человека, который относился бы к моей ситуации как к нормальной. Бабушки считают это такой мерзостью, что всех надо либо перестрелять, либо в психбольницы. Мать однажды чуть не догадалась и закатила такую истерику, что я отходила на таблетках. Отец вроде и мог бы понять, но я боюсь. Поэтому я решила открыться перед братом. Мы очень тесно связаны и очень любим друг друга.

Брат все понял. Он сказал, что я самая лучшая сестра, что смогла ему довериться, и что его отношение не изменилось бы из-за такой мелочи, как любовь к девушкам. Теперь я чувствую себя защищеннее.

Увы, намного меньше историй со счастливым концом, когда мать/отец/родные сразу принимают и не отталкивают ребенка. Или хотя бы продолжают относиться к нему ровно – и любить. Но все же такие истории, к счастью, есть.

Марк Лис, 16 лет (Севастополь):

– Мама узнала сама. Не знаю как. Спросила: «Ты любишь девочку?» Я сидела на диване, захлебывалась слезами. Кивнула. Она просто обняла меня и сказала, что будет любить любой.

Ольга, 14 лет (Санкт-Петербург):

– Знает мама, знают даже бабушка с дедушкой! Мама у меня цивилизованная, преподаватель, нормально относится. Подкалывает, правда, иногда, но это в ее стиле. Даже поплакаться о несчастной любви можно! Бабушка немного поворчала, но продолжает блинчиками кормить. Дедушка тоже преподаватель. Тоже нормально отреагировал.

Без подписи:

– Когда узнал отец, он ничего не сказал, только ласково называл меня «моя розовая пантера» и напевал песенку из этого мультика.

Тай, 17 лет (Братск):

– Мама не выгнала меня из дому, не наорала, не побила, но немного поворчала, а потом зашла ко мне в комнату, обняла и сказала: «Вот хоть гей, хоть би, хоть с биоактивными добавками! Ты мой сын, и точка!»

Мария, 16 лет (Москва):

– К чести родителей стоит сказать, что они приняли меня абсолютно нормально, от мамы я услышала заветную фразу: «Мне неважно, с кем ты будешь счастлива, главное – ты», папа попросил не переживать и сказал, что в этом нет ничего страшного.

Эс, 14 лет (Сургут):

– Помню как сейчас тот разговор с матерью, ее вопрос: «Ты защищаешь права голубых, но зачем? Неужели ты тоже с этим связана?» и ее взгляд, полный надежды на отрицательный ответ. Прости, мама, я никогда не умела лгать. Пока она молчала, в моей голове созревали планы, к кому из друзей я могу пойти и как жить дальше. Но все оказалось легче. Я помню, как она спросила, с чего я это взяла. Выслушала спокойно, а после даже рассказала мне историю про двух женщин на ее работе, которые, как она выразилась, «были такими». К концу мои нервы сдали, и я расплакалась, обняв ее, и спросила: «Ты меня не ненавидишь?» Одним этим вопросом я смогла довести мать до слез, мне все еще стыдно. Нет, ну правда, я думала, что теперь она никогда не сможет даже обнять меня из-за брезгливости. Все же они с отцом были ярыми гомофобами.

Потом отец пришел. И снова тот же взгляд и тот же вопрос. Я сидела, обливаясь слезами. Было больно. Эти его крики в сторону ЛГБТ, этот его осуждающий взгляд… Страшно. В тот момент я пожалела, что мне пришло в голову делать камин-аут так рано, в 14 лет…

А потом он заплакал. Не люблю, когда плачут взрослые, особенно родители. Это страшно… Он сел передо мной и попросил прощения. Было видно, что ему тоже нелегко. Я пыталась простить. Пыталась понять. Но это было очень сложно. В конце беседы он сказал, что ему неважно, с кем я буду, главное, чтобы я не курила и хорошо училась. Это звучало забавно, я даже улыбнулась.

На следующий день уже никто не вспоминал об этом. Мне казалось удивительным, что родители так просто приняли меня. Хотя… Как сказать – приняли… Они просто смирились, что мне никогда не быть тем, кем они хотели бы меня видеть. Для них я навсегда останусь упущенным моментом. Порой я даже рада, что у них есть мой старший брат. Это хоть как-то должно утешать их, учитывая, что младший ребенок уже навсегда получил гриф «бракованный товар».

Лис, 18 лет: