Дети Афродиты

– Да, Оль, ты права, переступить невозможно. Да, очень больно переступить. А с другой стороны – это ведь гордыня наша, Оль… Ну кто мы такие, чтобы божьими дарами распоряжаться, причем распоряжаться исходя из обиды да по своему усмотрению? Любовь – она же от бога, Оль… И она богом двоим дана, жене да мужу. Да, людей двое, а любовь одна, ее нельзя на две половины разделить, как имущество при разводе, она именно в таком виде, то есть целиком, должна все испытания выдержать. И раскаяние, и прощение. Еще и неизвестно, что тяжелее…

– Ну, если так рассуждать! Тогда измена получается и не измена вовсе, а так, мелкая пакость. А ведь это предательство, Мариш. А предательства прощать нельзя. Давай тогда и Иуду простим за предательство.

– Ну, сказанула… Нет, Олька, ты не права. Нет, конечно, ты правильно все говоришь, грамотно, все по полочкам, все вроде так, да… А только все равно не права. Не знаю, я не смогу объяснить… Я ж сердцем живу, а не мозгами. Вот куда я без своего Генки? Я ж его люблю… Я ж умру без него…

– А чего тогда домой не пускаешь?

– Ну… Не знаю. Наверное, марку держу, чтоб он… Тоже прочувствовал мою боль. Чтобы тоже помаялся раскаянием. Он ведь знает, поганец, что я все равно его прощу.

– Да он давно уже все прочувствовал, Мариш! Ладно, чего уж, пусти его, а? Прямо сейчас… Он там, в машине сидит. Хочешь, я ему позвоню?

Не дождавшись Маришкиного согласия, она побрела в прихожую, выудила из сумки телефон, кликнула Генкин номер. Он откликнулся тут же, выстрелил в ухо с надеждой:

– Да, Оль! Чего так долго! Я тут места себе не нахожу, волнуюсь! Как вы там? Все в порядке?

– Да, Ген… Давай, поднимайся уже. А то мы тут сопьемся к чертовой матери.

– Иду! Бегу! Спасибо тебе, сеструха!

– Да ладно… Ты меня лучше домой отвези… Или нет, не надо меня отвозить, вам же это… мириться надо. Ты мне лучше такси вызови, ага?

– М-м-м… Понятно все с вами, девушки. Давай, я сейчас поднимусь, там и разберемся, куда кого. Пьяницы вы обе, понятно, кто вы такие?

– Да сам дурак…

Генка быстро поднялся в квартиру, Ольга сама открыла ему дверь. Потом стояла в коридорчике, выглядывая на кухню, пялилась в качестве третьего лишнего на их сцену примирения. Надо было уйти по-английски, но слишком уж была хороша сцена… Одно Генкино выражение лица чего стоило. Такое же выражение лица, к примеру, было у Васи Кузякина, когда супруга Надя в конце фильма пришла к нему на свидание. И говорить Генке ничего не надо в этот исторический момент, просто смотреть на Маришку глазами Васи Кузякина – этого вполне достаточно было. Тем более, Маришкино лицо само ему навстречу радостью плыло. Ага, после выпитой водочки-то…

Позже, выйдя из подъезда, чтобы посадить Ольгу в такси, Генка вдруг произнес нерешительно:

– Слушай, Оль… А давай в выходной еще раз в Двуреченск махнем? А то, знаешь… Как-то на душе хреново, начали дело и бросили. А вдруг ей… Ну, то есть маме нашей… Вдруг ей помощь нужна, а? Она ж мать все-таки… Нам с тобой хорошо, а ей…

– Ладно, Ген. Как скажешь. Поедем.

– Спасибо тебе, Оль…

– Да ну. Маришке скажи, чтобы завтра мне позвонила… Хорошая она у тебя, Генка. Ой, а она мне знаешь кто? Она мне невестка, представляешь?

– Ага… Ладно, пока. Позвони, как в квартиру войдешь, поняла? Пьяница, блин.

– Да сам дурак…

* * *

Дядя Митя их появлению страшно обрадовался. Топтался на месте, ворчал беззлобно:

– Ах ты, зараза какая, Генка… Осерчал на меня, а я тут переживай! Чего нам делить-то, племяш? Хотя я понимаю, что обидел тебя, брякнул в прошлый раз… Понимаю, Генка, понимаю. Она ж тебе мать. Прости меня, дурака окаянного! – И, обернувшись назад, крикнул в сторону дома: – Мария, накрывай на стол, гости дорогие приехали. Да не на кухне накрывай, в горнице, по параду! Тарелки нарядные доставай, рюмки цветные!

– Ой, не надо ничего, мы ненадолго! – попыталась остановить его пыл Ольга, но дядя Митя лишь отмахнулся досадливо, снова обращаясь к Генке: – Ишь, как вовремя приехали-то! Мария сегодня аккурат с шаньгами затеялась! Ох, и шаньги у нее, я вам доложу… Сроду таких не пробовали! От одного запаха в обморок упасть можно! Чуете, запах-то, нет?

– Да, чуем… Спасибо… – вежливо кивнула Ольга, улыбнувшись. – Но нам бы поговорить с вами хотелось…

– Нет, чего ты поперек батьки в пекло лезешь, а? – сердито повернулся к ней дядя Митя. – Я с Генкой говорю, а не с тобой! Ишь, прыткая какая! Видать, хлипкий у тебя муж, избаловал тебя!

– Нам бы и правда поговорить, дядь Мить… – выступил вперед Генка, будто закрывая Ольгу своей грудью.

– Да я разве против, племяш? И поговорим сейчас, и выпьем, и закусим. Только ты уж больше не серчай на меня, Генка, помилосердствуй.

– Да ладно, дядь Мить… Кто старое помянет, тому глаз вон.

– Генк, да я ни одним словом больше мать твою не помяну, да чтоб я сдох!

– Нет, дядь Мить, так не пойдет… Мы ведь с Ольгой за этим как раз и приехали. То есть за памятью. Расскажи нам, что дальше было.

– Да не знаю я ничего…

– Ты ж прошлый раз говорил, что якобы узнал о ней все! Помнишь? Еще сказал, что вкривь и вкось у нее пошло!

– Господи, да зачем вам это, ребята…