Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей

Мысли гребца вернулись к Гиласу. Что бы сказал его друг? Одобрил бы такую месть за погибших?.. Нет, Акаст так не думал. Гилас наверняка бы решительно осудил произошедшее!

Молодой моряк заморгал и вытер тыльной стороной ладони набежавшую слезу. Горе по ушедшему приятелю прорывалось наружу.

Над водной гладью, пронзительно крича, кружили чайки. Море снова приобрело бирюзовый цвет, как будто ничего не произошло. Две неподвижные пиратские галеры, казавшиеся мертвыми, постепенно исчезали за горизонтом.

* * *

— Нужно как можно скорее добраться до стоянки. Весел не хватает, раненым необходим отдых на суше… А корпус «Эвриала» дал течь, — сообщил Дексий царевичу.

— Трещину уже залатали? — с тревогой спросил Орест.

— Конечно. Столь малая пробоина не отправит корабль на дно. Но лучше все-таки побыстрее вытащить «Эвриал» на берег. Да и «Мелеагр» нуждается в осмотре.

— Да, но мы не можем ускориться. Многие моряки погибли или получили раны. А оставшиеся не способны грести в полную силу, ведь они только что пережили битву…

— Потому и плетемся, как больная черепаха, — Дексий поморщился, словно у него заныли зубы. — Скорей бы подул попутный ветер! Пока трудятся паруса, люди смогли бы немного отдохнуть.

— Ну, твое желание вот-вот исполнится, — заметил Пилад, до этого хранивший молчание.

— Откуда ты это знаешь? — повернулся к нему Орест.

Вместо ответа тот просто указал рукой туда, где виднелась тонкая белая полоска облаков. Занятые разговором микенцы ее не заметили.

— Ага. Уже по виду облаков ясно, что будет ветрено, — Дексий кивнул. — Главное, чтобы море не начало волноваться, к такому мы сейчас точно не готовы…

— Не думаю, что будет шторм, — пожал плечами Пилад. — В любом случае, затишье наконец-то прекратится, это главное.

— Что ж, распоряжусь насчет паруса. Быть может, мы сумеем вскоре достичь земли, — Дексий удалился, бросив напоследок быстрый, встревоженный взгляд на Ореста.

— Он хорошо держится, но не может скрыть своего беспокойства, — негромко сказал царевичу Пилад.

— Все сейчас такие, и я не исключение. Мы пережили страшный день.

— Верно. Но Дексий особенно переживает за тебя. Сражения с пиратами — не такая уж редкость на море, многие рано или поздно сталкиваются с этим. Люди обычно готовы к подобному… более или менее. Но вот события после битвы надолго лишили твою команду душевного покоя!

— Ты собираешься меня осудить? — спросил Орест. В голосе царевича не было злости или угрозы. Напротив, сын Агамемнона казался усталым и виноватым.

— Я? Никоим образом.

— Ну надо же.

— Полагаю, ты уже настроился, что теперь все вокруг начнут видеть в тебе лишь безжалостного убийцу, который ничем не лучше пиратов, — хмыкнул Пилад.

— Признаться, да.

— Отношение к тебе изменится, конечно. Но не навсегда.

— Даже не знаю… Я ведь не слеп: люди при моем приближении вздрагивают и отводят глаза. А мне нечем себя оправдать, — Орест страдальчески поморщился. — Все было как в тумане, Пилад. Сам не понимаю, что на меня нашло.

— Обычная жажда мщения. Я не раз наблюдал, как самые доброжелательные люди теряли самообладание от вида крови и смерти. Погибла часть твоей команды — естественно, что ты не справился с ненавистью.

Орест прислонился к борту «Мелеагра», сложив руки на груди. Слова давались ему с трудом:

— Я перестарался. Получилось просто ужасно… Мертвых не вернуть, а доверие живых утрачено. Что мне теперь делать, Пилад?

— Ничего, — тот пожал плечами, словно не замечая мук Ореста. — Да, тебя обвиняют в излишней жестокости. Только это еще ни о чем не говорит, микенец. Люди — создания впечатлительные, но забывчивые. Сейчас они взволнованы кровью и пытками, однако со временем подробности в их памяти притупятся. Все будут помнить лишь то, что ты отомстил за их друзей и напарников. Я не раз сталкивался с подобным.

— Мне «повезло» с учителем, — Орест покачал головой. — С такими-то наставлениями можно и вовсе разочароваться в людях.

— Ничего не поделаешь. Боги создали нас по своему подобию, но изделие получилось никудышным… Так что не переживай попусту. Так уж мы устроены: мелкие личные обиды помним до конца дней своих, зато легко прощаем насилие в отношении чужаков. Скоро ты и сам убедишься в моей правоте.

Пилад помолчал, словно подбирая следующие слова. Его пальцы барабанили по рукояти меча, висевшего на поясе.

— Месть, микенец — это дар свыше. Именно она возвращает нас к жизни и придает сил, когда случается беда. Она наполняет нас волей в миг отчаяния, заставляет подняться после постыдного поражения. И нет дурного в том, что ты жестоко отплатил убийцам своих людей. Где-то в мире станет безопаснее, а многие пираты раз десять подумают, прежде чем нападать на микенские корабли… Ведь они узнают, какое возмездие может их ожидать.

Хотя слова Пилада и казались ободряющими, но его потемневшее лицо выдавало истинные чувства, вызванные тяжелыми воспоминаниями. Вздохнув, он закончил свою речь: