Дети Агамемнона. Часть I. Наследие царей

Орест нанес еще один удар — на этот раз в грудь. На землю брызнула кровь. Ее темные капли также окропили нагрудник и лицо микенца. Неоптолем ощутил вкус крови во рту и резкую слабость. Да, это был конец.

В глазах Ореста он увидел холодную, лютую жестокость. Микены мстили теперь всем мирмидонцам в лице Неоптолема… Мстили за то, что возгордившийся народец вступил в войну против могучего Львиного города. За то, что младший сын царька Пелея осмелился посягнуть на возлюбленную великого Атрида. За дерзкие слова и взгляды. За ночное нападение на Кносс. За все разом.

Неоптолем догадывался, что его будут мучить — удар за ударом. Это закончится, лишь когда растерзанный комок плоти, бывший ранее царевичем Фтии, замрет у подножия чужого дворца. А до этой поры его будут рубить на части… Точно и безжалостно.

Конца страшнее сложно было представить. Мирмидонцу захотелось взмолиться о быстрой смерти или прикончить себя самостоятельно, избавившись разом от всех страданий. Но войдет ли он тогда в блаженную землю, что открыта лишь для бойцов? Кем он предстанет перед великими обитателями загробного царства — воителем или малодушным трусом?

Силы у Неоптолема иссякли, и мирмидонский царевич рухнул на колени. Меч показался чудовищно тяжелым… лишь усилием воли поверженный гигант продолжал удерживать рукоять. Перед глазами плыла мутная завеса. Сумеет ли он напоследок нанести хотя бы один удар ненавистному врагу?

Орест приблизился. Неоптолем приготовился, что его начнут терзать клинком, нанося рану за раной, и собрал все силы для единственного рывка. Если боги смилостивятся, он все-таки заберет микенца с собой!..

Неожиданно Орест посмотрел в сторону, словно что-то привлекло его внимание. Посмотрел… и замер, подобно каменному изваянию.

Неоптолем тяжело повернул голову в том же направлении. Там раскинулся громадный Кносский дворец, толпились люди. Приближенные царя, слуги и стражники, взбудораженные ночным нападением, выбежали наружу и теперь наблюдали за происходящим. Среди них выделялась две тонкие, напряженные фигуры в богатых одеждах, взявшиеся за руки. Гермиона и ее брат Идамант видели все, что происходило внизу.

Снова переведя взгляд на Ореста, умирающий мирмидонец увидел, как тот обмяк. Казалось, вся его жажда крови внезапно исчезла — сын Агамемнона выглядел совершенно подавленным.

Несколько мгновений они глядели друг на друга — умирающий воин и молодой лев.

— Бей уже… Заканчивай! — наконец сердито прохрипел Неоптолем. Боль и холод, верные спутники смерти, мутили его сознание.

Орест молча кивнул. Он поднял меч и нанес точный удар прямо в сердце поверженного врага. Это было милосердное, расчетливое добивание. Неоптолем рухнул, не издав ни звука. Он лежал у ног своего победителя — страшный, огромный… и более неспособный причинить кому-либо вреда.

Пелей только что лишился последнего сына, хотя до стен Фтии эта весть дойдет нескоро.

Ночная тишина взорвалась криками. Микенцы и критяне приветствовали царевича, одержавшего верх в трудном бою. Сам же Орест с усталым видом очистил свой клинок от крови, поклонился Идоменею и, не глядя более ни на кого, направился прочь. Туда, где пламенел рассвет и где в тихой бухте стояли его корабли.

Эпилог

После битвы в Кноссе прошло пять дней. Микенцы готовились к отплытию. Подшучивая, переругиваясь и помогая друг другу с погрузкой провизии, моряки резво перемещались между судами. Сами корабли выглядели лучше прежнего: палубы отмыли, а борта почистили от ракушек и кое-где даже подкрасили.

Утреннее небо было безоблачным, несмотря на прошедший накануне дождь. Растения на острове, впитав живительную влагу, запестрели новыми цветами; зелень переливалась на солнце множеством оттенков, радуя глаз свежестью, а насыщенный аромат трав, смешанный с морской солью, щекотал обоняние. Орест наблюдал за сборами своей команды, стоя поодаль, в тени прибрежного утеса. Гермиона была рядом; она крепко держалась за предплечье микенца, не желая его отпускать.

Когда последние амфоры были надежно закреплены на «Арктосе», Орест удовлетворенно заметил:

— Люди работают быстро. Мы отправимся еще до полудня.

— Меня это огорчает и радует одновременно.

— Вот как?

— Конечно. Ведь ты вернешься, чтобы остаться здесь насовсем, — Гермиона улыбнулась, хотя ее взгляд оставался серьезным.

— Я бы с удовольствием взял тебя с собой в Микены, но… — Орест не договорил, а лишь склонил голову, коснувшись лицом ее распущенных волос.

— Знаю. И с удовольствием взошла бы на твой корабль… Но сейчас мое место здесь. Отец сильно подавлен, и я не готова оставить его одного с Идамантом. А еще, — царевна вскинула голову, — неизвестно, как меня примут в Микенах! Браки между царями дело обычное, но мне что-то не хочется играть печальную роль Медеи на чужбине…

Орест усмехнулся:

— Надеюсь, мне самому не придется узнать, каково это.

— Ты сражался за Крит и спасал меня, — Гермиона заявила это с очаровательной уверенностью. — Все здесь тебя полюбят, вот увидишь.