Дети Ананси

— Через минуту. — В кармане у него была коробочка. Достав, он положил ее на подлокотник шезлонга. — Э-э-э… знаешь, — сказал он, — все жуткие слова, от которых так конфузишься, я уже сказал, когда ты была под дулом пистолета. — Он открыл коробочку. — Но это тебе. От меня. Понимаешь, Рози мне его вернула. Но если оно тебе не понравится, можем обменять. Выбрать какое-нибудь другoe. Скорее всего это даже не подойдет. Но оно твое. Если ты его примешь… и… м-м-м… меня.

Взяв коробочку, она вынула обручальное кольцо.

— Гм. Ладно, — сказала она. — Если, конечно, это не какая-нибудь хитрость, чтобы выманить у меня лимон.

Тигр беспокойно метался из стороны в сторону и раздраженно хлестал себя хвостом по бокам, расхаживая взад-вперед перед выходом из пещеры. Глаза его горели как изумрудные факелы в темноте.

— Целый мир и все в нем когда-то принадлежало мне, — бормотал Тигр. — Звезды и луна, сказки и солнце. Все было моим.

— Сдается, мой священный долг, — произнес голосок из глубины пещеры, — указать, что ты повторяешься.

Застыв на месте, Тигр беззвучно повернулся и стал красться в глубь пещеры, двигаясь плавно, точно меховой ковер на гидравлических амортизаторах. У обглоданной туши быка он остановился и тихонько, вкрадчиво сказал:

— Прошу прощения?

Внутри туши что-то завозилось. Из грудной клетки высунулся кончик носа.

— Собственно говоря, — ответил голосок, — я, так сказать, с тобой соглашался. Ничего другого я и не делал.

Белые лапки оттянули тонкую полоску засохшего мяса между двух ребер, открывая маленького зверька цвета грязного снега. Это мог быть мангуст-альбинос или изворотливый хорек в зимней шкурке. Глаза у существа были, как у крысы или стервятника.

— Я уже наизусть знаю. Целый мир и все в нем когда-то принадлежало мне, — заверещал он. — Звезды и луна, сказки и солнце. Все было моим. — Он ненадолго замолчал, а потом добавил: — И снова бы стало моим.

Тигр злобно на него уставился. Потом, без всякого предупреждения опустилась могучая лапа, разметав тушу на вонючие куски и придавив зверька к полу. Зверек завозился и заизвивался, но не сумел вывернуться.

— Ты жив… — прорычал Тигр, опустив морду, так что его гигантский нос почти касался крохотного носика зверька. — Ты жив лишь по моей милости. Понятно? Потому что в следующий раз, когда ты выведешь меня из себя, я откушу тебе голову.

— М-м-мф, — издал хорькоподобный зверек.

— Тебе ведь не понравится, если я откушу тебе голову, да?

— Ой! — выдавил зверек.

Глаза у него были бледно-голубые, как две льдинки, и блестели, пока зверек беспокойно елозил под гигантской лапой.

— Обещаешь быть паинькой? Обещаешь сидеть тихо?

— Крайне, — исключительно вежливо сказало грязно-белое существо, а после извернулось и запустило острые зубки в лапу Тигра.

Взревев от боли, Тигр махнул лапой, от чего зверек отлетел в сторону. Ударившись о потолок, он отпрыгнул на уступ, откуда грязно-белым мазком метнулся в самый конец пещеры, где потолок был таким низким, что почти смыкался с полом: такие места — отличное укрытие для маленьких зверьков, здесь большой зверь его не достанет.

Тигр подобрался так близко, насколько позволял ему рост.

— Думаешь, я не умею ждать? — спросил он. — Рано или поздно тебе придется выйти. Я-то никуда не денусь.

Тигр лег, закрыл глаза, и вскоре пещеру огласил вполне убедительный храп.

Приблизительно через полчаса этого храпа белый зверек выполз из-под камней и, перебегая из тени в тень, направился к большой кости, на которой еще осталась уйма вкусного мяса — если, конечно, вам не мешает запашок тухлятины, а зверьку он не мешал. Однако, чтобы добраться до кости, нужно было пройти мимо Тигра. Выждав еще несколько минут, зверек рискнул сделать пару шажков.

И когда он проходил мимо спящего Тигра, взметнулась передняя лапа, и на хвост зверька упал, пригвоздив его к полу, острый коготь. Вторая лапа легла твари на загривок. Огромная кошка открыла глаза.

— Откровенно говоря, нам, по всей видимости, никуда друг от друга не деться, — тяжело роняя слова, произнес Тигр. — Я прошу лишь приложить усилия. Мы оба должны постараться. Сомневаюсь, что мы когда-нибудь станем друзьями, но, возможно, научимся терпеть друг друга.

— Намек понял, — пискнул хорек. — Как говорится, против рожна не попрешь.

— Вот тебе и пример того, о чем я говорил. Тебе нужно научиться держать рот на замке.

— Нет худа без добра, — сказал зверек.

— Теперь ты снова выводишь меня из себя, — рявкнул Тигр. — Я же пытаюсь объяснить. Не зли меня, и я не откушу тебе голову.

— Ты все талдычишь: откушу тебе голову, откушу тебе голову. Когда ты употребляешь это выражение, его, наверное, следует понимать как «оторву голову»? То есть это метафора, подразумевающая, что ты станешь кричать на меня, возможно, даже сердито?