Дети Ангелов

Больше на Чукотке Фотиев не нашел никого, но все равно остался доволен, потому что потенциальную силу ребенка оценил гораздо выше средней.

Не удалось также разыскать ни одного спящего ни на Колыме, ни в самом городе Магадане. Но даже такой результат вполне удовлетворял Фотиева. Чаще всего подобные поиски заканчивались и вовсе безрезультатно.

Покончив с делами, он уже вызвал к гостинице такси, чтобы ехать в аэропорт, когда услышал Зов. И все перестало существовать для него, потому что это был Зов, знакомый ему издавна, тот самый, который когда-то услышала Анна в Хабаровске. Зов человека, которого тридцать два года безуспешно разыскивал весь орден.

До больницы Фотиев добежал за десять минут, благо ему не нужно было спрашивать дорогу. Безошибочно нашел кардиологическое отделение и, сметая препятствия, отобрав у кого-то по дороге белый халат, ворвался в палату интенсивной терапии.

Если бы он опоздал на несколько минут, то ничего уже не успел бы сделать. Точнее, в обычном понимании, он уже опоздал, но все-таки он был миссионером с огромным опытом. Рядом с больным суетился молодой, слегка растерянный доктор, не понимая, что сердце уже остановилось. Фотиев подвинул его в сторону, наложил руки на грудь умершего. Вот он, разрыв задней стенки. Ничего, его силы должно хватить…

И все-таки это была очень трудная работа. Когда сердце забилось, Иван Матвеевич обессиленно сел на стул, подмигнул молодому врачу и сказал:

– Молодцы мы с тобой! Дальше все будет нормально…

В этот день самолет в Москву улетел без одного из пассажиров.

Еще несколько дней Фотиев наблюдал за Сергеем Жуковским. Наблюдал только за его физическим здоровьем, потому что сознание закрылось сразу, как только миновала непосредственная угроза жизни. Но за то короткое время, что оно было открыто, Иван Матвеевич прочитал в нем гораздо больше, чем когда-то удалось Анне. И был поражен.

Вечерами, лежа в гостиничном номере, он невидяще смотрел в потолок и перелистывал в памяти огромный объем неписаной истории ордена. И пришел к выводу, что за тысячелетия появились лишь несколько людей духа подобной силы, последний из которых ушел из жизни вскоре после крещения Руси. Но ни один из них – ни один! – не мог прятать свою сущность, закрываться непроницаемой завесой, как это удавалось делать Жуковскому. Именно поэтому ни миссионеры, ни их противники не смогли выйти на его след, и он прожил до тридцати семи лет непробужденным. Обычно готовность к пробуждению наступала у спящих в семнадцать-восемнадцать лет, когда, в основном, формировалась личность и человек был готов к принятию ответственного решения.

Но одно дело, когда ведешь человека с малолетства, исподволь готовя его, оберегая от влияния противника (надо сказать, уберечь удавалось не всегда). А перед пробуждением открываешь ему всю правду, предлагая не только очень долгую жизнь, но и огромную ответственность. И жизнь не всегда оказывалась долгой, чего тоже не скрывали от кандидата в миссионеры. Каждому задавали ритуальный вопрос – готов ли кандидат к новой жизни, по доброй ли воле идет на пробуждение? А потом круг из двадцати четырех приступал к долгому обряду, потому что случаев отказа не было никогда…

После этого одни из них оказывались в московском институте на закрытом факультете, куда не было доступа посторонним, а другие – в военном училище в средней полосе России, на самом засекреченном отделении. А в иные годы факультеты приходилось закрывать, потому что некому в них было обучаться.

Первая часть жизни в новом качестве была самой трудной. Слишком часто случались срывы и трагедии, в основном из-за непреложного правила – миссионер не может видеться со стареющими родными, с любимыми, на глазах превращающимися в развалины, в то время когда он долгими десятилетиями сохраняет молодость. Поэтому каждый начинающий находился под строгим надзором наставников, пока не уходил из жизни последний из его родных и у него не оставалось никаких прежних привязанностей.

А тут человек, способный в перспективе стать величайшим миссионером, но совершенно не подготовленный к такому повороту в своей жизни. Фотиев сумел в то короткое время, когда сознание Сергея открылось, оценить его весьма противоречивую личность и сразу понял, что отступникам здесь делать нечего, Жуковский никогда не примет их взглядов. Но и принять безоговорочно законы ордена он не готов. Слишком круто замешанная каша забивала голову этого до удивления невезучего в жизни человека, а личность формировалась на сломе времен, что тоже не способствовало ясности миропонимания.

Пробуждение его в таком состоянии было крайне рискованным мероприятием, учитывая огромную стихийную силу. Примерно то же самое, что посадить несмышленого ребенка за руль самосвала и выпустить в город в час пик…

Но Фотиев не зря прожил на земле почти восемьсот лет, пережив несколько изменений. Общий план действий у него уже был готов. И неважно, что потребуется время, – на отсутствие терпения он никогда не жаловался.