Дети Ангелов

– А скажи, Николаевич, – непринужденно перешел он на «ты», – ты своего шефа хорошо знаешь?

– Да как тебе сказать? – москвич слегка задумался. – Наверное, как я уже говорил, в пределах своей компетенции. А по большому счету его не знает никто!

– Вот и я слышал! Никто о нем ничего толком не знает, никто его в глаза не видел. А спроси любого, скажут – о! – он многозначительно поднял палец, – это очень серьезный господин! Миф какой-то, а не олигарх…

– Я тебе больше скажу, – понизил голос до таинственного шепота Александр Николаевич, – иногда мне кажется, что он вообще не человек!

– А кто? – опешил Борис Михайлович. – Инопланетянин, что ли?

– Ну, не инопланетянин, конечно, но скажи – много ты видел людей, которые решения по самым сложным вопросам принимают мгновенно, и при этом никогда, понимаешь – никогда! – не ошибаются? А еще он всегда доводит до конца любое начатое дело, и главное – никогда и никому не прощает обид!

По его лицу невозможно было догадаться, шутит он или говорит серьезно, но на Бориса Михайловича сказанное произвело впечатление и заставило призадуматься.

Расстались они поздно вечером друзьями, распрощавшись в холле гостиницы, где для москвича был заказан люкс. Когда он вошел в номер, легкое опьянение исчезло без следа. Развернув ноутбук, он вошел в сеть и отстучал подробный рапорт о проведенных переговорах, закончив его словами: «…думаю, что характеристика, которую я на вас выдал, умерит излишнее любопытство и позволит избежать некоторых сложностей».

Подумав, что он не слишком преувеличил с характеристикой, Алексей Николаевич отправил сообщение по электронной почте и лег спать. В том, что никто не сможет перехватить сообщение, он не сомневался.

Назавтра Алексей Николаевич Скворцов выполнил еще одно личное поручение хозяина. Он разыскал дом по известному ему адресу, дождался, когда оттуда вышел довольно еще молодой человек с яркими синими глазами и, приблизившись к нему вплотную, нажал кнопку маленького, замаскированного под диктофон аппарата. Человек почему-то поморщился, потер грудь, но не остановился. Не задержался и Скворцов, догадавшийся о том, что сейчас совершил. Но задумываться было не в его правилах, только соблюдая которые он смог достичь сегодняшнего положения.

Роберт Капитонович Сидорин, с сосредоточенным видом читающий что-то на экране компьютера, заметил значок о полученном письме, но открыл его не сразу. Когда наконец прочитал, то удовлетворенно улыбнулся, встал из-за стола, подошел к огромному, во всю стену, окну, начинающемуся от самого пола, за которым открывалась живописная панорама – широкая река и необъятный зеленый луг за ней, проделал несколько упражнений, разминая замлевшее от долгого сидения тело. Все шло по плану. Если и дальше будет так, то скоро, очень скоро настанет время, когда его и так огромная, пусть и невидимая власть станет абсолютной. Ну, а слава, публичность – все это шелуха, к ним Роберт никогда не стремился, предпочитая внутреннее ощущение собственного могущества, которое скоро должно было подняться на новую ступень – всемогущества!

День прошел как обычно. После обеда – неизменные шесть часов компьютерного общения с огромным количеством агентов, контрагентов, компаньонов, конкурентов и другого нужного народа. Любые переговоры и совещания, даже приватные беседы с влиятельными людьми он предпочитал проводить в виртуальном пространстве, стараясь свести количество личных встреч к минимуму. Пока еще некоторые из наиболее влиятельных опрометчиво отказывались от такого способа общения, и Роберт отлично понимал почему. Просто эти мастодонты не знали, с какой стороны подойти к компьютеру, поэтому делали вид, что виртуальное общение говорит о недостатке уважения к их персонам. Не беда, таких с каждым годом становилось все меньше. И не потому, что они осваивали наконец компьютер, а потому, что отказываться от диалога с Сидориным стало накладно, а иногда и просто опасно для их бизнеса.

Сидорин привык анализировать все происходящие события. Любой факт получал ярлычок и ложился на свою полочку, дальнюю или ближнюю, в зависимости от категории важности, чтобы в нужный час быть извлеченным, сцепленным с другими фактами и примененным с пользой для дела. Для этого непрерывного процесса не были исключением и его собственная личность, внутренний мир, переживания и ощущения. Подвергать безжалостному анализу некоторые особенности своей натуры поначалу было трудно и не очень приятно, но Роберт смог переломить себя, понимая, что, не освободившись от слабостей, невозможно стать победителем.

Свою неприязнь к личным встречам он тоже давно проанализировал и пришел к выводу, что слабости в этом нет, можно ничего не менять. Объяснялось все его необычайной, чуть ли не переходящей в манию чистоплотностью. Еще в детстве он брезговал прикасаться к кошкам и собакам, а с возрастом это перешло на людей.