Дети Антарктиды. Лед и волны

— Я видела! — вышла из толпы Клава, повариха. — Мы в доме остались с дочерью, к пожару не побежали. Я в окно глядь, а он таскает всё в мешок.

Тут своё слово вставил и Алексей:

— Мне Клава сказала, и я по её наводке наведался в гости к этому гаду. И что я вижу⁉ Мешок этот у него под койкой лежит, нагло присвоенный.

В качестве доказательства портной бросил на землю кожаный мешок, доверху наполненный шкурами, книгами и прочим добром.

— Это правда? — обратился староста к съёжившемуся на холодной земле Никите.

Парень тихо всхлипнул, засопел, а потом согласно кивнул.

— О! Видали? Видали⁈ Ну, сучоныш…

— Угомонись, Валерьевич, или я тебе сейчас сам наваляю! Разошёлся, ишь чего!

Алексей с недовольством отступил, смачно плюнув напоследок, как бы выражая свой протест.

— Зачем украл? — строго спросил Олег Викторович и присел на корточки возле парня. — Лучше признайся, хуже будет.

— Да чего хуже? Виновен! У нас с ворьём и подобными ему вредителями один разговор — на мороз! До смерти! — снова подал голос Свиридов.

— Жрать я хочу, ясно вам⁈ — выкрикнул Никита наседавшим на него мужикам. — Думал поехать на «Прогресс» и всё это обменять на еду! Может, и на место свободное! Лишь бы из этой дыры подальше. А после такого так и вдвойне хочу!

— Ах, ты ж, гнида, — сквозь зубы процедил Алексей. — К этим мерзавцам на поклон собрался? Забыл, что с тобой и твоими предками тамошние сотворили, выгнав тебя сюда?

— Да мы всё равно здесь все сдохнем! — на этот раз юноша расхрабрился и даже поднялся на ноги. — Теперь уж точно! Я-то видел в гараже, сколько еды удалось спасти — и на месяц всем не хватит.

На этот раз не сдержался уже Олег Викторович и отвесил мальчишке звонкую пощёчину. Наверное, только один Матвей понял, что сделал это староста не из желания утихомирить нарастающую истерику парня, а из-за упоминания станции «Прогресс», с жителями которой у него были личные счёты.

Впрочем, не у одного только Олега Викторовича скрежетали зубы от злости на обитателей «Прогресса». Почти все восточники, жившие здесь с самого начала, питали к ним ненависть.

И причины на то были.

Тридцать три года назад к берегу залива Прюдс причалил гигантский контейнеровоз, на котором прибыли полторы тысячи выживших, сумевших спастись от мерзляков. Станция «Прогресс», расположенная неподалёку, была третьей в списке из четырёх убежищ, следуя после «Новолазаревской» и «Молодёжной». Ещё оставался «Мирный» — конечная остановка в эвакуации тех, кому повезло оказаться на борту.

Так получилось, что Матвей с отцом были среди счастливчиков, пять сотен которых высадили на «Прогрессе». Они оказались везунчиками лишь потому, что станция являлась не только научной, но и самой крупной российской туристической базой в Антарктиде. Там стояли удобные жилые модули, ангар с десятками рабочих вездеходов и даже церковь. Всё это обеспечивалось почти бесконечным потоком электричества от гигантских солнечных панелей и высокотехнологичных ветряков, не издающих вредного инфразвука.

Научный центр станции, основанный ещё во времена СССР, был гораздо скромнее по оснащению. В нём располагалось метеорологическое оборудование, лаборатории и склады. Проживающим здесь в период Вторжения полярникам повезло не стать свидетелями тех ужасов, которые происходили за пределами шестого континента.

С этого дня начались долгие и самые суровые в истории человечества десять лет, известные как годы Адаптации.

Люди тогда не умели самостоятельно добывать пищу и ещё не привыкли к нескончаемому холоду. Они были вынуждены осваивать охоту на тюленей и ловлю рыбы, ещё недавно считавшихся эхом далёкого прошлого. Методом проб и ошибок полярники принялись возрождать китобойный промысел, изучая описания этого вида деятельности в книгах и применяя знания выживших рыбаков и моряков. Они изощрялись в добыче тепла, открывая для себя заново свойства китового жира, уса и спермацета. А с помощью тюленьего жира, печени и овощей, выращиваемых в контейнерах-фермах, учились бороться с цингой, которая губила сотни людей.

В то нелёгкое время Матвею было всего три года, но он прекрасно помнил, как сильно голодал из-за жуткой экономии имеющихся ресурсов. Даже его отец, военный по профессии, который был прежде здоровый, как бык, после трёх месяцев Адаптации превратился в ходячий скелет.

— Кушай, сынок, тебе силы пригодятся. За тобой будущее, — приговаривал он, отдавая половину своей банки тушёнки Матвею.

— Какое будущее, пап?

Но тот не отвечал, лишь тихо улыбался. И только сейчас Матвей понимал, о каком будущем говорил его отец, когда ещё был жив.

Именно в те первые тяжёлые годы, когда проблем и без того хватало, на станции «Прогресс» появился смертельно опасный вирус. По симптомам местные узнали в нём штамм Черни, бушующей на протяжении последнего года и во время Вторжения.