— Мне некогда, Костя, — перебила его Варя, — меня ждет сестра. Меня эта психопатка не интересует и то, что произошло в «Канатике», тоже. Мы с тобой разошлись.
Он молчал, потом вдруг улыбнулся, попытался взять Варю за руку.
— Подожди, Ляленька, не горячись. Я понимаю, ты сердита, но ведь мы с тобой не так уж и плохо жили. Ты делала все, что хотела: работать — пошла работать, хочешь поступить в институт, я тебе помогу, ты за мной, как за каменной стеной.
Она отняла руку.
— Не строй, Костя, иллюзий. Все кончено.
У него злобно дернулись губы.
— Нет! Ты обещала подождать, пока я найду комнату. А теперь я остался на улице, мне ночевать негде.
— Неправда. Ты сам сказал: тебе безразлично, где я буду жить, у сестры или у Софьи Александровны. Вещи, что ты мне купил, я оставила, забирай, можешь их проиграть на бильярде, можешь раздарить своим девкам. Так что мы с тобой в расчете.
— Нет, — он скривил губы, — нет, не в расчете, далеко не в расчете. Что ты обо мне сказала Софье Александровне?
— Я? Ничего.
— Врешь!
— Я не вру. Я и рассказала только про накидку, обязана была рассказать, иначе она обратилась бы в милицию и у тебя были бы неприятности. Ей и рассказывать нечего, она все хорошо видит. Ты обещал не приносить домой ружья, а вчера принес. Мне все надоело, и я ушла. А ты поступай, как хочешь.
— Я знаю, как мне поступать, за меня не беспокойся, — мрачно проговорил Костя, — с этой
— О ком ты говорить? — не поняла Варя.
— О твоей Софье Александровне, старой стерве, я ей припомню кое-что, она у меня попляшет. «У нас нет закона, одно беззаконие…» И насчет товарища Сталина… У нее, видите ли, сыночка посадили, так она уже поносит наше правительство…
Варя ожидала всего, только не этого.
— Костя, что ты говоришь?! Опомнись!
— Как вы со мной, так и я с вами. Тряпки мне вернула, думаешь тряпками откупиться. Не пройдет!
— Ах ты негодяй! — задыхаясь, крикнула Варя. — Доносчик, вот ты кем оказался. Только попробуй! Ничего ты Софье Александровне не сделаешь, запомни это! Скажешь о ней хоть слово, я подтвержу, что не она, а ты все это говорил, ты, понимаешь, ты. Я единственный свидетель, а поверят мне, а не тебе. Я скажу, что ты оговорил ее из мести, она не позволяла тебе держать в доме оружие, а ты держал на режимной улице. Только шевельни пальцем, только тронь Софью Александровну, я тебя в порошок сотру. И тебе никто не поможет — все эти Рины, Левочки, все тебя продадут.
Она не могла говорить. Гнев, злоба, возмущение душило ее.
— Говори, говори, в последний раз говоришь, в последний, — голос Кости перешел на шепот, — в последний, потому что я сейчас тебя застрелю!
И, как только он это сказал, Варя мгновенно успокоилась. Он держал руку в кармане, у него был револьвер, «Смит и Вессон», он как-то показывал ей, сказал, что револьвер какого-то знаменитого приятеля, он его взял для починки, врал, конечно, всегда врал. Но Варя его не боялась ни чуточки, не застрелит, побоится. И на Софью Александровну не донесет, тоже побоится. Ею овладели лихость, бесшабашность — пусть попробует, пусть!
— Да? — усмехнулась она. — Ты меня застрелишь? Понятно, поэтому спрашивал, знает ли моя сестра, к кому я пошла. Знает, знает, что к тебе, так что стреляй, получишь за меня вышку, об этом позаботятся. Трус! — голос ее переходил на крик. — Стреляй, трус, трус, стреляй!
В окнах раздвигались занавески, люди вглядывались в темноту…
Варя продолжала кричать:
— Ну, стреляй, что же ты не стреляешь, трус, дерьмо!
— Эй, что там происходит? — раздался из окна громкий мужской голос.
В переулке начали останавливаться прохожие.
— Не ори, психопатка. Все равно ты от моей руки не уйдешь.
Повернулся и быстро пошел по переулку.
— Я собиралась идти искать тебя, — сказала Нина, когда Варя вернулась домой. — Что произошло, если не секрет?
Варя засмеялась.
— Ничего особенного, грозился застрелить.
— Это еще что за новости?! — возмутилась Нина. — Он забыл, где живет?!
— Он просто дурак, ничтожество.
На следующий день сразу после работы Варя зашла к Софье Александровне.
Та, сидя за столом, писала, видимо, письмо Саше.
— Ну, Софья Александровна, расскажите, как все было?
Софья Александровна отложила в сторону перо, сняла очки.
— Велела ему уйти. Он поартачился, потом ушел.
— Нет, расскажите подробнее, прошу вас.
— Я ему сказала, что запретила приносить в дом ружья, а он приносит, я сделала тебе выговор и ты ушла к сестре, и его я прошу уйти, тем более соседи возражают против того, что дверь из-за него не берется на цепочку. Он начал грубить, грозиться, болтать всякую чепуху, что я спекулирую этой комнатой…
— Негодяй!