Дети Арбата

Саше почудился за деревьями человек, почудилось шевеление, может быть, движение воздуха или хруст веток… Жучок выскочил на полянку и кидался на незнакомца, а тот отгонял его длинной толстой палкой. Саша сразу узнал его. Это Соловейчик, в стеганых брюках и стеганой телогрейке, шапке-ушанке, в болотных сапогах, с небольшой бородой, худой. Узнать его было трудно, но Саша узнал по фигуре, по тому, как отмахивался он от собаки, а может, где-то в глубине души допускал возможность того, что Борис действительно убежал и предположения Алферова правильны: убежал именно в эту сторону.

Он прикрикнул на собаку, подошел к Соловейчику.

Они обнялись.

— Зайдем обратно в лес, — сказал Саша.

Они углубились в чащу и присели под деревом, где было относительно сухо. Соловейчик снял заплечный мешок, положил его рядом с собой, прислонился головой к дереву, закрыл глаза.

— Злая у тебя собачонка.

— Увидела незнакомого… Есть хочешь?

— Пока нет, поел, — Борис кивнул на мешок, — ты что, обо мне уже знаешь?

— Меня Алферов вызывал, спрашивал о тебе.

Борис полулежал с закрытыми глазами.

— Зачем ты это сделал? — спросил Саша.

Соловейчик закашлялся, долго и мучительно отхаркивался.

— Я просил перевести меня к Фриде или ее ко мне. Отказали. Я поехал к ней. В дороге задержали. Я убежал. Возвращаться в Рожково? Посадят, припишут побег. Вот и пошел в эту сторону. Искать меня будут внизу или на Канской дороге, а я, может быть, успею добраться до Братска.

— Алферов предполагал, что ты пойдешь в эту сторону.

— Он тебе это говорил?

— Да.

Борис молчал.

— До Братска месяц дороги. Не сегодня-завтра станет зима. Замерзнешь в лесу, — сказал Саша.

— У меня нет другого выхода, — устало ответил Борис, — дойду — дойду, не дойду — не дойду.

— А что будет с Фридой?

— Ей ничего не будет. Она ничего не знает. Я ее после этапа не видел. Переписывался? Я со многими переписывался.

— Это не совсем так, — возразил Саша, — ты объявил ее своей невестой, значит, она близкий тебе человек, ее вызовут.

— Тебя тоже вызывали, что ты мог сказать? И она ничего не может сказать.

— Слушай, может быть, тебе лучше явиться в Кежму, к Алферову? Заявишь, что шел к нему, просить перевести тебя к Фриде или Фриду к тебе. Тогда получится совсем по-другому: из района ты не ушел, сам явился в Кежму.

— Шито белыми нитками, — поморщился Борис. — «Шел в Кежму» — меня-то задержали не по дороге в Кежму, а, наоборот, по дороге вниз. Нет, к Алферову я не пойду — отошлет в Канск.

— Дороги на Канск нет, — сказал Саша, — будет только через месяц, не раньше. Тюрьмы в Кежме тоже нет, где тебя держать-то? Алферову выгоднее принять твою версию: пришел хлопотать за себя и за Фриду. Он сам мне говорил: не хочу чрезвычайного происшествия. А то, что тебя взяли внизу, не имеет значения. Скажешь, в Рожкове не было лодки, а где-то в Коде или Пашине ты надеялся подрядить лодку.

— Алферов уже наверняка объявил мой побег, — возразил Борис. — Уж если он тебя вызывал, значит, принял меры.

— И все же, — настаивал Саша, — это единственный шанс. До Братска ты не дойдешь, перехватят в первой же деревне и тогда наверняка припаяют побег.

— Не буду заходить в деревни.

— А что будешь есть?

— Дашь мне немного жратвы, сала, сухарей, сахара, если есть…

— Конечно, дам! Но на сколько тебе этого хватят, сколько ты можешь унести?! В лесу сейчас не прокормишься — зима. Ружья у тебя нет. С голоду сдашься в первой же деревне. Пойми, дело идет о твоей жизни. Явишься я Алферову, ты ее сохранишь. И будет шанс выкрутиться. Пойдешь дальше — погибнешь в лесу или поймают тебя, я тогда уже никаких шансов.

Борис молчал, полулежал с закрытыми глазами, точно не слушал Сашу. Может быть, задремал.

— Переночуешь у меня?

Не открывая глаз, Соловейчик отрицательно мотнул головой.

— Усекут. И ты попадешься.

— За меня не беспокойся.

Борис открыл глаза, с неожиданной энергией заговорил:

— Если меня здесь увидят, то Алферов пойдет по этому следу. А мне надо пройти километров семьдесят — там мне помогут. И подводить тебя тоже не могу. Ты даже не сможешь сказать, будто не знал, что я беглый, Алферов тебе предупреждал. Условимся: ты меня не видел, я тебя не видел! Что бы ни случилось и когда бы ни случилось, хотя через год, через два, через десять лет: я тебя не видел, ты меня не видел.

— Ну, смотри, — сказал Саша, — все же, думаю, ты совершаешь ошибку. Через пару часов ты мог бы быть в Кежме. Алферов тебя потреплет немного, и на этом все кончится. Гарантии дать нельзя, но а думаю, так оно я было бы. Повторяю, это единственный шанс.

— Все решено, — твердо сказал Соловейчик, — можешь достать мне сало, сухарей, сахар?

— Сало могу, сахар постараюсь, сухари надо сушить, если подождешь, будут и сухари.

— Ждать я не могу. Принеси хлеба вместо сухарей.

— Борис! — сказал Саша. — Подумай, прошу тебя. Я не могу понять, на что ты рассчитываешь. Допустим, тебе удастся добраться до Братска… Это исключено, но допустим. А потом?

— Там меня переправят в Иркутск, сяду на поезд и поеду в Москву.

— Зачем?

— Искать правду.