Только после того, как стихла эта суматоха, позвал тим детей на собрание, чтобы обсудить будущее.
- Доктор Уэллес отдал приказ запирать ворота во время школьных занятий и предполагается, что мы вернемся к нашим занятиям. Выключи, Робин, эти уроки; нам надо обсудить все это. Макс, не включишь ли ты свет? Здесь мрачно.
- Должен думать, что мы уже достаточно поговорили об этом, - сказал Джерард. - Меня тошнит от имени Манди. Меня тошнит от всей этой суеты. Нельзя ли забыть об этом и вернуться к работе?
- Можно, в известном смысле, - ответил Тим. - Дело в том, что я хочу вам что-то сказать. Завтра я возвращаюсь обратно в школу Макартура и я хочу попросить всех остальных из вас уйти или в эту школу, или, что еще лучше, рассеяться среди других больших общественных и приходских школ города.
Эта сногсшибательная новость была более оглушительной, чем выступление Манди.
Ошеломленные, дети разразились протестами.
- Ты имеешь в виду закрытие этой школы? Вернуться к отметкам? Тим, ты не можешь бросить нас таким образом! Доктор Уэллес никогда не позволит тебе это сделать! Взрослые будут раздосадованы! Распустить нашу группу!
- Знаю, что вы чувствуете, - сказал Тим. - Знаю, что вы думаете. Но я столкнулся с этим без страха, и Это - единственный выход. Вот так это должно быть, для меня, по меньшей мере. Мы поступали лучше, когда оставались в укрытии, чем тогда, когда заперли самих себя в этой башне из слоновой кости. Позволь мне договорить, хорошо, Джей? Я расскажу вам, как я додумался до всего этого. Вы можете говорить, когда я закончу.
- Дайте ему слово, - сказал Макс.
- Я не хочу говорить о Манди еще больше, чем вы. Но есть два момента, чтобы упомянуть его выступление. Один момент - это то, что люди слышали его и они никогда его не забудут. Мы все поставили его на место - все на нашей стороне - но это не будет забыто. Отдельные частицы его выступления будут возникать против нас пока мы живем. Мы можем отрицать все, пока не устанем, но в самых дальних уголках памяти тех, кто слышал его, подозрение останется, и страх, и ненависть. Внизу на иррациональных уровнях, куда никогда нет доступа доказательствам и фактам, логике или аргументам, некоторая часть его будет жить, несмотря на все то, что наши друзья и союзники могут сделать.
- Он прав, - сказала Стелла.
- Боюсь, что это правда, - согласился Джей.
- И еще один момент, - продолжал Тим, - заключается в том, что во всей этой кучи лжи и чепухи, и ложных доказательств, и зависти, и невежества, искаженных и извращенных до неузнаваемости, была некоторая доля правды.
- Если ты имеешь в виду те совсем несоответствующие неправильные цитаты о том, как понимают маленькие... - сердито начала Мари.
- Или то, что мы прячем за псевдонимами...
- Или что Бог...
- Успокойтесь на минутку, неужели не можете? - воскликнул Тим. - Это довольно трудно сказать. Но я возвращаюсь в школу, где ставят отметки, потому что интеллект - это не все. Это даже не самое важное.
- Если ты собираешься говорить о религии... - начал Фред, но Тим покачал головой.
- Нет, - сказал он. - Психология. Ничего из этого могло бы и не произойти, если мы бы не отрезали сами себя от общества и почти от каждого в нем. Пока мы жили так, как другие дети, никто не ненавидел нас, никто не боялся нас, никто не был против нас. Некоторые из вас говорили, и в журналах и везде писали, что я спас нас от реальной угрозы тем, что говорил с толпой. Но это не было то, что я говорил или что я сделал, это было то, что кто-то знал меня. Некоторые из них знали мисс Пейдж, а некоторые знали доктора Уэллеса. Но если вы, чужие городу и другие чужие, которые приедут, закроете себя здесь и будете жить за этим забором, никто не будет вас знать. И если я закроюсь здесь с вами, никто не будет знать меня. Если они не будут учиться познавать нас всех и любить, и верить, и доверять нам, вся эта дребедень, которую Манди вбил в их головы, в один прекрасный день вновь взорвется против нас. Должно быть это витало вокруг других голов довольно долго, тлея то больше, то меньше, и он слышал все эти подозрения и страхи. Он максимально использовал то, что слышал, и еще много другого, но он совсем не изобретал это. Все, что он сделал, это слепил все вместе и дал взорваться.
Послышались от детей возгласы протеста, согласия, но они ждали, что он продолжит.