Дети августа

Тревога мешала спать. За деда, который пропал, и неизвестно, жив ли. За Женьку. За Киру. За нее — сильнее всего. Мысль о том, что она там наедине с этими тварями, заставляла его скрипеть зубами.

Не он один так себя чувствовал. Люди вокруг него тоже кипели от гнева. Давались страшные клятвы. Резать, давить и рвать на куски. Ненависть — слишком мягкое слово. Хотелось, как бешеным псам, вцепиться врагам в глотки, чтоб даже мертвым им не смогли разжать клыков.

— Пять часов на сон! — объявил командир, как-то незаметно им ставший, и они расположились на отдых. Люди слушались Мищенко, хотя еще недавно на него ворчали.

Хотя какой это отдых? Многим не спалось. Ненависть придавала сил и толкала вперед, и теперь было трудно разрядить этот запал и ослабить скрученную внутри пружину. Впереди за снежной пеленой виднелись огни костров — это грелся конвой каравана. Пару раз проплыли маленькие огоньки — фонари. Огоньки поменьше могли быть только горящими самокрутками. Враги чувствовали себя хозяевами и совсем не скрывались. Их транспорт расположился возле Автоцентра, где когда-то продавали легковые машины «Таёты». Сашка с пацанами как-то бывал в этих краях.

Несколько авто, насквозь ржавых, но сохранивших былые закругленные очертания, и сейчас стояли там, прямо в здании.

Снаружи разместились украденные телеги и несколько грузовиков чужаков. Они стояли вплотную к целому морю автобусов — когда-то синих и зеленых, а теперь бурых, о которых дед еще маленькому Сашке рассказывал.

«Это обычные маршрутки и междугородние автобусы. Их, видимо, реквизировали, чтоб часть людей вывести в загородную зону. Но не успели».

То, что они были пустые и целые, отдавало какой-то странной жутью. Призрачные автобусы, которые высадили своих пассажиров на неведомых вокзалах, а потом собрались сюда. Даже их стекла были нетронутыми и плотно закрытыми.

А теперь разведчики разглядели, что часть пленных набили именно внутрь этих ржавых автобусов — самых целых и крупных, заперев двери снаружи.

В проходах между железными исполинами то и дело прохаживались автоматчики. Главные силы врагов расположились в самом павильоне.

Пустырник был неумолим — нападать сейчас рано. Надо ждать момента. Все, что пока можно сделать, это только укусить их. Но за каждого убитого, говорил он, зарежут десять-двадцать заложников.

Момент будет. Обязательно будет.

На следующий день погода еще сильнее испортилась. С самого утра выпало еще больше снега, и он уже не растаял. Кругом было сибирское море — море снега. Белое с бурыми островками — возвышенностями и группами деревьев. Сосны и березы оделись в белые уборы. Сашка вспомнил, как впервые в детстве увидел такие же сосны со странными кронами — ветви у самой верхушки, а остальной ствол голый.

«Папа, это зайцы объели?» — спросил он лет в шесть.

«Да ты что, какие зайцы? — ответил тогда вместо отца дед. — Туда бы только жирафы-мутанты дотянулись».

О том, что зима в Сибири всегда приходила внезапно и рано, они знали с детства. После войны это ее свойство только усилилось. И никого не удивляло, когда сегодня плюс десять градусов, а завтра уже минус. Но Сашка видел, что руки у людей тряслись не от холода, а от бессильной злобы.

«Куда их гонят? — задавал себе вопрос парень. — До Заринска? Нет, скорее, до верной смерти».

Страшнее этой ночи трудно было представить. Каждый раз, когда от Автоцентра до них долетал крик, то один, то другой боец, не выдержав, вскакивал и хватался за оружие, чтоб идти туда. Пустырник с сыновьями останавливал их, иногда выкручивая руки, и приводил в чувство.

Новый день обещал быть таким же пасмурным.

Те немногие, кто все-таки сомкнули глаза, проснулись от рева моторов.

Проснулся и задремавший только под утро Сашка. Он увидел, что грузовики уезжают прочь — на север, к уже близкой Новокузне, черные высотки которой были видны без бинокля. Три автобуса они потащили на буксире, а внутри людей было набито, как горошин в стручке.

Когда чужаки покинули лагерь и караван их скрылся за поворотом, преследователи решились приблизиться к Автоцентру.

Точнее, Пустырник скомандовал «вперед!», увидев дым, поднимающийся сразу в нескольких местах над автобусным полем.

Когда они подбежали ближе, то услышали крики о помощи. Красные языки пламени лизали потертые бока нескольких автобусов MAN, называние которых Сашка машинально переводил для себя как «Мужчина».

Горели возы и горели их пожитки, оставленные тут только как горючее. Все, что они собрали с собой в долгую дорогу, для жизни на новом месте — пылало и поднималось к небу черным дымом. Тушить было поздно. Такой пожар снегом не забросаешь.

Артур Краснов, который первым подбежал к очагу, чудом не сорвал ногой проволочку, к которой была прикреплена еще одна граната. Вторая ждала их чуть в стороне и была совсем незаметна.

— Спокойно, мужики! — чуть осадил их дядя Женя. — Они не сгорят и не задохнутся сразу. Несколько минут у нас есть. Себя берегите.