Дети августа

— Я бы любому серому за Бергштейна кусок телячьей вырезки бы кинул, — услышал Сашка шепот Лысого.

— Мы не звери, — продолжал гнуть свое Демьянов.

— Докажите. Мертвых не вернуть, но помогите нам вернуть то, что мы потеряли… Я о материальных вещах. Крыша над головой, еда, топливо, посевной материал. Живность. Патроны. Насколько я знаю, у вас в Заринске закрома и склады ломятся от добра. Но хочешь, я тебе скажу, в чем проблема? В том, что прямо сейчас твой город обдирают, как лоха, и пускают по кругу, как дешевую шлюху. И вам наша помощь сейчас нужнее, чем нам ваша.

— Что вы имеете в виду?

— Такие вещи просто так не делаются. Ты себя можешь утешать мыслью, что конкретно эта рота «зеленых» съехала с катушек, потому что хотела сбежать в пустыню, а остальные белые и пушистые. Но я вижу, что от всего этого воняет так, будто большой слон издох. Где сейчас расквартирована ваша хваленая «милиция»?

Пару секунд Демьянов колебался, думая, может ли он выдавать эти сведения, но потом сдался:

— В городе осталось всего человек двести. Остальных отправили на усиление гарнизонов в поселки Алтая и на север, к Новосибу. И к вам, конечно.

— Их всех сопровождают ваши новые… союзники?

— Нет, только тех, кто недалеко пошел. А в городе СЧПшников человек пятьсот-семьсот.

— Как думаете, живы ли ваши товарищи? Почему вы, блин, такие слепые и не видите, чьи уши за всем этим торчат?

Демьянов молчал. Лицо его помрачнело. Легко было понять, что он чувствует. Приуныли и остальные заринцы. И опять прокопчане и киселевцы словно поменялись местами, теперь уже с ними. Если они все в сборе и на родной земле, то у этих дома был враг, коварный и хитрый, об опасности которого большинство живших там даже не догадывались.

— Нельзя терять даже минуты, — произнес Пустырник. — Очень скоро они догадаются, что здесь случилось. Зря вы, конечно, радиста ихнего пристрелили… ну ничё, в горячке и не такое бывает. Но тот тип, которого мы скрутили… говорит, что он старшина и его тоже иногда за радиостанцию ответственным делали. Он говорит, что раз в день, в двенадцать ноль-ноль они должны выходить на связь.

Захваченная в бою на первом этаже рация «Ангара» стояла тут же на столе. Ее уже проверили — работала нормально. К счастью, ее не успели повредить.

— Поиграем в радиоигру. Повесим им на уши липу, что сибиряки друг друга поубивали, а трупы в карьер сброшены. Они так обрадуются, что нескоро нестыковки заметят. А когда заметят, мы будем уже к городу подъезжать.

И было решено двигаться походным порядком на Заринск, как можно быстрее. То есть как рассветет. Дальше спор шел уже только о деталях.

Неопытный Демьянов, который рвался теперь быстрее вернуться домой, предложил срезать напрямую. Какие-то там были давно заросшие травой грунтовые дороги. Но Пустырник, хоть и не так много путешествовал в этих краях, между Кузбассом и Алтаем, сразу сказал, что половина машин застрянет, а у второй подвеска разлетится вдребезги. Дороги эти, мол, давно уже в целину превратились, которую никакому Шолохову не поднять.

Заринцам пришлось согласиться.

Расстояние от Новокузни до Заринска по прямой было сто пятьдесят километров. Но вертолетов у них, увы, не водилось, чтоб горы, леса и овраги пересекать. По довоенным шоссейным дорогам — получалось уже километров триста. А если объезжать заторы, размытые и занесенные землей участки — то и все четыреста-пятьсот будет.

Даже если гнать день и ночь, рискуя вылететь в кювет или перевернуться, понадобится целый день. Машины не те и дороги не те, чтоб гонять, как раньше.

Еще несколько грузовиков — обычных, без пулеметов — подогнали новокузнечане. К ним давно не было топлива, а так они были вполне на ходу. За них пообещали потом расплатиться патронами.

В грузовики и джипы, которых у них теперь было восемнадцать штук, могло войти самое большое пятьсот человек. Но это почти совпадало с числом тех, кто был в состоянии драться и представлял собой боевую единицу, а не ходячий труп.

Но, самое главное — это означало, что опять придется расставаться с женщинами, детьми, стариками. И оставлять тех, кто не может воевать, пусть временно, но одних.

— Отвезем их обратно. В Прокопу. Всех, даже твоих, Каратист. В тесноте да не в обиде. Тем более это временно. Никто уже ни в какие горы не идет… Но и на старом месте мы погибнем этой же зимой. Без скота, без кормов, без запасов. Без ничего!

— Так что нам делать? — впервые подал голос по-восточному сдержанный Каратист.

— Воевать, — ответил Пустырник. — Своей кровью купить свободу и для нас, и для «братцев» из Заринска. Но после победы оружия не сдавать. Тогда будем горожанами, будем с крышей над головой и с пищей. И с честью.

Он говорил это, не стесняясь самих заринцев. Видимо, это и были его условия для сделки. И им не оставалось ничего, кроме как принять их.

Так бесславно и глупо закончилась авантюра с «переселением». И сгниют непонятно для кого заготовленные на новом месте корма.

Сашка вспомнил, что дядя Женя и раньше особо не горел желанием переселяться на юг. Просто уступил давлению большинства.