Дети белой богини

Герман шел к кафе, столкнуться с ним в две­рях не хотелось. Еще подумает, что Сашка Завья­лов за ним следит. И вместо того, чтобы уйти, Александр пересел в угол, туда, где было потем­нее. Авось не заметит.

Герман сразу же направился к столику Веро­ники. По залу словно волна прошла. Одна звез­да - это событие, а уж когда две... Да еще вмес­те! У женщин, толпившихся в дверях подсобки, рты раскрылись, они даже шушукаться переста­ли, а бармен весь подался вперед, вытянув шею.

Герман шагал, ни на кого не обращая вни­мания. Кто-то поздоровался, он небрежно кив­нул в ответ, не отрывая взгляда от Вероники. Та сидела, кривя ярко накрашенный рот в злой улыбке.

- Ну, здравствуй, любимый, - прочитал Алек­сандр по губам девушки. - Не звонишь, не появ­ляешься. В чем дело? Мне что, бегать за тобой по всему городу?               

- Я занят, - сказал Герман, опустившись на стул лицом к Завьялову. Тот невольно нагнул го­лову, но Герман его не заметил. Все внимание Го-ранина было поглощено Вероникой.

Та повернулась к Герману лицом, и теперь не­возможно было узнать, что именно девушка го­ворит. Видимо, высказывает претензии, потому что Горанин хмурится.

- У меня обед скоро закончится, - сказал на­конец Герман. - Сейчас я не могу никуда поехать. Я на работе.

Завьялов не хотел смотреть на Германа, но все равно невольно продолжал за ним наблюдать. По выражению лица понял: ему все это давно уже надоело. Продолжая говорить, Вероника потяну­лась еще за одной сигаретой.

- Мне не нравится, когда девушки курят, - по­морщившись, сказал Герман. Вероника жалко улыбнулась и, смяв сигарету, торопливо сунула ее в пепельницу. Отвернувшись к окну, она, ви­димо, опять что-то говорила. Герман раздражал­ся все больше и больше.

- Я расследую убийство, ^ устало сказал он. - Ты, должно быть, в курсе. Весь город лихорадит... Не была она моей любовницей! Что ты заладила, как Зява! Если вы столкнулись в то утро в дверях моего дома, то это не значит, что она только что выпрыгнула из моей постели... И вообще, это не твое дело Завьялов похолодел. Значит, это правда: Маша была у Германа! С ней столкнулась Веро­ника, которая приехала утренним поездом и тай­ком от родителей отправилась к Горанину. Вот что означали ее слова: «А меж тем она...» «...К тебе бегает», - так, видимо, хотела закончить фразу Вероника, когда устроила скандал на кух­не, но Герман ее оборвал. Вот и сейчас вспом­нила о Маше, и разговор зашел об убийстве. За­вьялов подался вперед - вдруг узнает что-то ин­тересное?

- Да что ты заладила, - еще больше нахму­рился Горанин. - «Давай уедем, давай уедем...» Куда? В Москву? Кто нас там ждет? Мне сорок скоро стукнет, я здесь корнями врос. У меня здесь все: дом, работа, родители, друзья. Весь смысл моей жизни. А ты еще девчонка. Если тебе так хочется, уезжай. Покончим с этим разом. Может быть, твой отец и прав: я тебе не пара. Слишком старый.

Она вдруг расплакалась, никого не стесняясь. Достала платок и стала вытирать глаза, размазы­вая косметику. Герман испуганно оглянулся по сторонам. Вот это пища для сплетен!

- Ника, перестань. Ника... Давай уйдем отсю­да. На нас все смотрят. Перестань, - бормотал он.

Горанин передвинул стул, словно хотел зак­рыть девушку своей широкой спиной, она чуть развернулась, и теперь Завьялов мог понять, что говорит Вероника:

- Ты меня не любишь... Никогда не любил. Ты был со мной только из-за моего папы. Тебе что-то было нужно. Но что изменилось? Что? Из-за мамы, да? Неужели непонятно: я тебя хочу. Не кого-нибудь другого, а тебя. Ты просто не можешь так со мной поступить! Если бы ты захотел, мы бы уехали отсюда и поженились. Отец все равно меня простит. И для тебя сделает все, что попро­сишь. Думаешь, я не знаю...

Герман тут же накрыл ее руку своей огром­ной ладонью и, видимо, попросил замолчать. Ве­роника по-детски хлюпнула носом. Она словно просила понравившуюся игрушку. Нет, не просила, требовала. И плакала, как ребенок, только потому, что привыкла так поступать, когда очень чего-то хотелось. Герман не выдержал. Он под­нялся и увел ее из кафе. Завьялов тоже встал из-за стола, и в окно увидел, как они садятся в ма­шину.

Почему Герман не хочет на ней жениться? В чем причина? Говорят чужая душа - потемки, а душа Германа — это глубокий колодец, на дне ко­торого спрятано множество тайн. Они теперь на­верняка поехали к нему, в Долину Бедных. Про­должать объяснение без свидетелей, город и так увидел достаточно.

Бармен потянулся к телефону. Не в приемную ли мэра звонит? Папа должен знать о том, что вытворяет его единственная дочь.

- Аглая Серафимовна? - сумел прочитать по губам. - Из кафе «Мечта» вам звонят. Вы проси­ли сообщить. Да, о Веронике. Так вот, они только что уехали. Да. С Гораниным. На его машине. Не за что. Всегда рад помочь.