Дети белых ночей

– Ладно. Я – имбецил. Но это не так заметно, как то, что у тебя задница толстая. Но я же не кричу тебе об этом в лицо?

Ей хотелось провалиться на месте или убежать. Но она взяла себя в руки. Бросила высокомерно и с улыбкой:

– Сопляк.– И, медленно повернувшись к нему спиной, сказала совершенно обычным голосом: – Мне домой пора. Девчонки, поехали?

Когда за девчонками закрылась дверь, Марков сказал:

– С тебя «Блэк Саббат».

– А мы о сроках не договаривались,– самодовольно ответил Акентьев.

– Ты что, думаешь, после сегодняшнего тебе еще что-то светит?

– Именно после сегодняшнего и засветило. Столько работы проделано. И неприятной, прошу заметить.

– Ладно, пойдем. У меня там бутылочка портвешка заныкана.

И уже потом, подперев голову руками, Кирилл с Серегой слушали лекцию об укрощении строптивых.

– У Стругацких прочел, что, мол, женщины – самые загадочные существа на земле и, кажется, знают что-то, чего не знаем мы, люди. Даже Стругачи считают, что девки – не люди. А загадочны они не более чем жующие козы. Если ты хороший пастух с хорошей хворостиной, то никаких сложностей содержание целого стада не представляет.

– Ну а любовь? Ладно там, жены в халатах, я понимаю, меня самого раздражают. Но музы-то, в конце концов, нужны. Если музу хворостиной – она уйдет и весь твой творческий заряд упрет с собой.

– Муза – это особая порода коз,– со знанием дела сказал Акентьев.– С нее шерсть надо чесать. Только и всего. Ну, особый паек. А все остальное то же. И хворостина, и колокольчик на шее.

– А Альбина? – спросил Серега Перельман, заедая портвейн докторской колбасой, которую по-хозяйски напилил Марков.

– И Альбина,– коротко ответил Акентьев, а потом добавил: – Коза, которая возомнила себя пастушкой, а всех кругом – козлами.

– И что ты будешь делать?

– А вот это моя маленькая профессиональная тайна. Тебя интересует результат.

– Но колесо ты все-таки проиграл. Я свое завтра распечатываю.

А Альбина в это время, злая как черт, возвращалась по темному переулку домой. Но, чем ближе она подходила к дому, тем на душе у нее становилось легче. И когда она уже вошла в подъезд, ее охватило острейшее ожидание счастья. Она кинулась к почтовому ящику и вытащила оттуда конверт. И даже прижала его к груди, зажмурив от радости глаза. И все неприятности, которые она сегодня переживала, показались не такими уж страшными. Какому-то идиоту Акентьеву что-то в ней не нравится... А другие зато пишут ей такое:

В твоих умных глазах

мне смеется сама красота,

потому что от мертвого

эти глаза отличили живое.

Я желаю тебе,

чтобы ты оставалась чиста,

ведь тогда, и расставшись с тобой,

я останусь с тобою.

Глава 6

В первую неделю после Нового 1958 года в библиотеку ходили только студенты. И это Флору очень радовало. Однажды, изучив и примерно определив для себя область интересов «своего» читателя, она выудила из спецхрана редкое издание древнегреческих трагедий. Там были уникальные комментарии дореволюционной профессуры. В общем каталоге этой книги просто не было. И когда объект, как всегда, пришел за своими книгами, Флора набралась смелости и положила на стол перед ним свой трофей.

– Думаю, вам это может быть интересно.– Она посмотрела на него с таинственным видом и шепотом добавила, оглянувшись по сторонам: – Спецхран. Перед вами сдал один привилегированный человек.

Глаза его немного округлились, когда он взглянул на книгу. Он поднял брови. И мелко закивал головой.

– Да, да, большое спасибо.– И поспешил скорее с книгами уединиться.

В этот вечер впервые в жизни она уходила из библиотеки не одна. С Володей. В его раскованной речи творческого человека имя ее обрело новое звучание. Каждую свою фразу он начинал ласкающим ее слух обращением «дражайшая Флоренция».

Он говорил, не умолкая. О вечных сюжетах древних греков. О том, что их хватило на всю последующую историю человечества. О том, что он, будущий режиссер, будет ставить в театре только греков и, может быть, даже оденет древних героев в современные костюмы.

Она старалась время от времени вставлять в его монолог хотя бы по одной фразе, в которой очевидна была бы ее компетентность в вопросе. И старалась не зря. Несколько раз он лестно отзывался об ее удивительной начитанности. Искренне восхищался тому, какая она «редкая отдушина в этом мире». И она пила эту сладкую лесть с закрытыми от наслаждения глазами, как пьют ледяной лимонад «Буратино» при температуре плюс тридцать. Она пошла за ним, как крыса за дудкой, совершенно не в ту сторону. Ей давно нужно было идти направо. А она, ни слова ему не возражая, покорно пошла налево.

– Ну, вот и мой троллейбус! – вдруг совершенно неожиданно сказал он.– Приятно было познакомиться, дражайшая Флоренция. Завтра, возможно, увидимся...

Он торопливо поцеловал ей руку и успел запрыгнуть на подножку. Она осталась стоять и обалдело смотрела вслед уходящему троллейбусу. Было уже почти одиннадцать часов вечера.