Дети белых ночей

Жаль, что ехать было недалеко – всего пару остановок. Еще жаль, что не было цветов. Потому что, когда человек идет с цветами, все сразу понимают, какой он счастливчик, что его ждет поцелуй или поцелуи, что в этот вечер у него будет... у него все будет. Все у него будет, то есть даже больше, чем в этом случае думают. Большая жизнь, любовь, свобода... «Свобода приходит нагая...» Блондинка или брюнетка?

Дверь открыла хорошенькая брюнетка. Это у Зощенко, кажется, жених ни разу не видел невесту без шляпки. Но Кирилл сразу узнал Татьяну. У нее была стрижка на какой-то французский манер, с трогательной челочкой. Ангел улетел, но тот, кто остался, весело смотрел на застывшего в дверях Кирилла. Что он там загадывал? Женится, если она брюнетка? Да-да, он так и загадал, именно если брюнетка. Зачем ему себя обманывать? К тому же глаза, цвет волос, легкомысленная челочка не имели никакого значения по сравнению с ногами. Вот так он мог бы идти за нею далеко-далеко, долго-долго, глядя только на ее ноги, как на какие-то жизненные ориентиры. Жаль, что в купчинских квартирах такие короткие коридоры...

В большой комнате Кирилл совсем по-детски первой заметил елку. Она была украшена одними серебристыми шарами. Снизу – большими, как плафоны ночных светильников, повыше – средними, величиной с теннисный мячик, а под самой макушкой – не больше пинг-понгового шарика. «Апофеоз...» – подумал Кирилл, но чего апофеоз, он, по своему обыкновению, не додумал. Его захватила другая мысль. Он представил себе сначала бесконечно большой серебристый шар, который вместил в себя все мирозданье, шар-абсолют, которому нечего было отражать. Потом Марков вообразил бесконечно малый шарик, в котором ничего не было, но который отображал всю реальность. Между шарами была сама госпожа бесконечность, от ощущения которой становилось холодно и телу, и душе. В центре этой бесконечности стояла елка с серебряными шарами.

Стало действительно зябко и одиноко. Тут Кирилл увидел гостей, искаженно отраженных в стеклянных шарах, и поспешно отвернулся от елки. Таня уже представляла его присутствующим. Марков заметил, что гости одобрительно посмотрели на его вельветовые джинсы и свободный черный свитер с белыми ромбиками. Кирилл ответил им дружелюбным взглядом.

Очень худая, даже по мнению Маркова, девушка Вика сидела на диване, не просто закинув ногу на ногу, а переплетя нижние конечности, будто они были проволочными. Это не мешало ей быстро вертеть остренькой мордочкой, реагируя на реплики присутствующих, на манер африканских зверьков сурикатов.

Рядом с ней расположилась широкоплечая девица Оля в брезентовой куртке. Волосы ее были схвачены то ли обручем, то ли плотной лентой. Прямо на ковре, у ее ног, сидел Сережа, лица которого было не разглядеть из-за густой занавеси темных волос. Сережа обхватил толстую Олину ногу, как пьяница обнимает столб.

Еще один юноша стоял у окна, напротив праздничного стола, и по-детски улыбался не Кириллу, а бутылкам и закускам. Его звали Володя Панов. У него была странная манера во время разговора посмеиваться, будто подкашливать. Но из этих ребят как раз он понравился Маркову больше всех. Он показался Кириллу совсем мальчишкой, не по возрасту – возможно, он был даже старше Маркова,– а по брошенным фразам и манерам. Еще Володя, судя по всему, был добрым и искренним.

Но рядом с Кириллом стояла хозяйка дома. На ком бы Марков ни останавливал теперь свой взгляд, его боковое зрение постоянно фиксировало эпицентр этого вечера. Девушка-сурикат и Танины ноги, брезентовая Оля и Танины ноги, Володя Панов и Танины ноги, серебряная бесконечность и Танины ноги...

– Кирилл скоро будет плавать на судах смешанного плавания,– сказала Таня, и нога ее, ближняя к Маркову, слегка согнулась в коленке.

– На судах помешанного плавания,– брякнула брезентовая девица.

Володя Панов похихикал-покашлял, Сережа высунулся из зарослей и спрятался опять.

– Я знаю,– пискнула Вика.– Это такие амфибии. Они могут и по земле, и по морю.

– По реке и по морю,– поправила ее Таня.

– Но и река, и море – это же вода? – удивилась Вика и завертела мордочкой по сторонам, ища ответа на свой вопрос, но на нее никто не обратил внимания.

– Самое главное,– продолжила Таня,– что эти суда курсируют по Европе.

В глазах присутствующих, наконец, мелькнул огонек понимания.

– Это вроде того,– попробовал для начала пошутить Кирилл,– когда судно должно плыть на Валаам, а само вдруг меняет курс и следует на Лондон.

– Понятно,– вяло отреагировали Оля с Сережей.

Только Володя Панов немного покашлял, чем и заслужил симпатии Кирилла. После плохо прозвучавшей шутки повисла пауза. Кириллу опять полезла в голову серебристая бесконечность, но тут в передней раздался звонок, и Таня пошла открывать. Марков проводил ее таким взглядом, о который можно было бы споткнуться. Но когда она вышла, Кирилл почувствовал неожиданное облегчение, будто снял с плеч огромный походный рюкзак.

– Пустота и мрак,– вдруг провыл кто-то над самым ухом Кирилла.

Марков обернулся. В дверях, обнимая Таню за талию, стоял Акентьев.