Мужчина повернулся и поплелся склонив голову к лавке во дворе. Он потерял все: уехал с родины, вышел из братства, забыл, кто он, принял другие законы, другую жизнь и вот она расплата. Та, ради которой он бросил все и всех, оказалась недостойной женщиной, а их дочь, полукровка, готовится к аутодафе, потому что должна заплатить за грехи отца, потому что из-за него не нужна ни здесь, ни там.
Ферна постоял и подошел к другу, сел рядом:
— Как ты мыслишь мою помощь?
Ной вскинул голову. В глазах зажглась надежда.
— Ты поможешь?
Сантьяго помолчал и нехотя ответил:
— Своих не бросаем. Забыл?
Даретта вошла за занавеску и сложив руки на животе, молча уставилась на сидящую на полу, мокрую как и половик девушку. В ее взгляде жила ненависть, презрение, тоска, она ничего не видела, кроме своего горя. У Дианы мурашки по телу прошли от ее взгляда, от того жгучего, тягостного ощущения, что рождала женщина одним своим видом. От одежды Дианы пошел белесый дымок, за какую-то минуту она высохла.
Женщина не пошевелилась, она продолжала давить, уничтожать взглядом:
"Ты, твой дружок — нечисть. Вы исчадие ада, но вы живы и на свободе. А моя дочь, ангел воплоти, томиться в застенке, ее мучают за один лишь грех, за то что она дочь такого же как вы. Это несправедливо. Это вы должны взойти на костер".
Диана поежилась. Она не слышала мысли женщины, но не сомневалась в том, что поняла по взгляду, что ощутила. Волна исходящая от Даретты была слишком явной, чтобы спутаться и принять одно за другое.
— Мы не сделали вам ничего плохого. Я понятия не имею, что приключилось с вашей дочерью, но искренне сочувствую.
Взгляд женщины вспыхнул и Диана явственно поняла, что она проверяла ее. И убедилась, что права — нормальные люди не слышат мыслей, не знают, о чем думают другие.
Диана невольно лишила Даретту колебаний. И ее решение было не в пользу гостей.
Женщина молча вышла, а у девушки не осталось сомнений — на них донесут. Сантьяго был прав — нужно уезжать отсюда как можно быстрей.
Она выскочила во двор и остановилась, увидев спокойно беседующих мужчин. Подошла, уже зная, что одному их них не сообщит новости:
— Даретта донесет на нас святым отцам.
Сантьяго нахмурился: что за блажь?
Ной вздохнул, опустил голову:
— Не беспокойтесь, я остановлю ее.
— Как?
Мужчина уставился на девушку: странный вопрос. Пожал плечами:
— Обычно. Она заснет и проспит два дня. Этого времени хватит.
— Для чего?
— Мы остаемся, — сказал Сантьяго. — Ною нужна помощь.
— Я знаю, что-то случилось с его дочерью.
— Даретта сказала? — удивился кузнец.
— Не совсем сказала.
Ферна хмыкнул: а девочка растет. Что ж, к лучшему. Надо было сразу сказать кто она, тогда возможно, они избежали бы многих неприятностей, и он не чувствовал бы себя настолько утомленным ее глупыми вопросами и идеями.
Больше не стоит ничего скрывать от Дианы.
— Завтра утром Лаветту, дочь Ноя, сожгут на площади всех святых.
— За что?
— Догадайтесь сами, миледи.
— Она такая же, как мы.
— Точно. Радует "мы". Наконец-то.
— Что она сожгла? — спросила у Ноя. Тот чуть удивился, развел руками:
— Ничего.
— Затопила?
— Нет.
— Тогда за что ее взяла инквизиция?
— За жизнь другого. Ее любимый выкупил свою жизнь, отдав святым отцам жизнь Лаветты. Нормально для здешнего общества. Она полюбила чужака, а что можно было иного ждать от него? — криво усмехнулся Сантьяго, со значением глядя в глаза Дианы. — Опоздай я, вас бы тоже спалили на костре с молитвой святым и Господу. Ваш любимый, как его там?
Девушка опустилась на скамью, сообразив, что ни разу за эти дни не вспомнила об Уиллисе. А ведь так, казалось, любила! И очертя голову стремилась в объятья смерти.
Он бы донес на нее, как донес любовник Лаветты. В этом сейчас уже Диана не сомневалась. Но хотелось бы знать:
— За что?
— Мы не такие, как они, а это пугает, — вздохнул Ной.
— Но мы живем здесь, среди обычных людей.
— Но не можем жить как они. Не получается.
— Мы живем не здесь Диана, — сказал Сантьяго.
— В Монтрей?
— В Монтрей.
— Там нет людей?
— Есть.
— Их сжигают?
— Нет, — фыркнул граф.
— Убивают, за то что они не такие как вы… мы?
— Нет. Что за ерунда пришла вам в голову?
— В Монтрей есть инквизиция?
— С какой радости ей там быть? Увольте миледи, только цепных безмозглых псов нам дома не хватало. Они продукт этого мира, пусть тут и живут, суды устраивают, устрашают сами себя.
— Значит в Монтрей нет аутодафе, нет разделения на обычных и необычных, никого не убивают за то что он может или не может вызывать грозу?
— Нет.
— Тогда какого черта мы еще здесь делаем?! — возмутилась девушка.
Ферна улыбнулся, Ной с интересом посмотрел на нее и пожал плечами:
— Истинно говорю вам, миледи, сейчас я и сам этого не понимаю. Как люди говорят — не иначе бес попутал.
Диана не сдержавшись фыркнула: сам себя путал, да? И ужаснулась тому, чему верила много лет, не понимая многих вещей.
— Я обижена на вас, граф, — заявила. — Почему вы сразу не сказали, кто я? Вы бы избавили меня от многих проблем.
— Четыре дня назад вы не были готовы услышать правду.