Дети блокады

Витька крепче прижал Валеркину руку. Ему вспомнилось, как однажды был обманут их «разведчик», простодушно поверивший, что игра кончена. «Противники» привели его в свой штаб, по случаю окончания игры угостили конфетами и, между прочим, спросили, где располагается штаб его отряда. Тот все рассказал. А через полчаса «война» действительно закончилась внезапным захватом штаба. Бедняга «разведчик» часа два плакал от обиды.

– Давай в штаб, – шепнул Витька, – я за ним послежу.

Валерка и десяти шагов не успел сделать, как под ногой у него хрустнула ветка. Парень кинулся в его сторону. Еще мгновение – и Валерка завизжал, схваченный за плечо.

– Где второй? – требовательно спросил парень.

– Не скажу! Пусти! Витька, не вылезай! – заорал Валерка что есть мочи.

– Дурак! Конец «войне». Всех срочно собирают в лагерь!

– Не ври! Не обманешь! – уже ревел от обиды Валерка.

– Эй, Витька! Вылезай! – крикнул парень. – Всех собирают.

Виктор еще плотнее прижался к земле.

– Черт с вами, дураками! Сидите хоть до ночи. – Он отпустил Валерку и пошел в сторону, где был лагерь.

Валерка подскочил к другу:

– Бежим быстрее в штаб.

Штаба уже не было. На месте палатки остались пятна примятой травы, да кое-где валялись ветки.

– А чего так бабахало, если конец «войне»? – разочарованно сказал Витька. – Пойдем в лагерь: здесь больше нечего делать.

Ни Витька, ни Валерка не связывали окончание игры с войной, начавшейся полмесяца назад.

Тогда на вечерней линейке начальник лагеря, молодая энергичная женщина, которую все, от мала до велика, звали Аня, произнесла пламенную речь о том, что нам нечего беспокоиться: Красная армия всех сильней и немецко-фашистские захватчики в скором времени будут разгромлены на их же территории, как это было в войне с белофиннами. Потом ребята поотрядно отправились по дачам спать. Предстояли соревнования по авиамоделизму, а вслед за ними очередная военная игра. Забот и своих, лагерных, хватало.

В лагере что-то случилось. С бугра, возвышавшегося над стадионом, Витька с Валеркой смотрели на необычную суету взрослых, какая бывала, когда случалось ЧП.

– Может, кто-то из ребят утонул? – спросил Валерка.

– Ты что, опупел? – возразил Витька. – Сегодня же купания не было. Наверное, кто-то обожрался незрелой черемухой. Потому и игру сорвали, – рассудил он.

Они вошли на территорию лагеря.

– А вы чего шатаетесь? – накинулась на них пробегающая начальник лагеря. – Марш быстрее в свой отряд!

– Аня, – остановил ее завхоз, – как будем отправлять инвентарь?

– Какой инвентарь? – непонимающе уставилась она на завхоза.

– Ну там постели, кухонные принадлежности…

– К черту инвентарь! Главное, срочно отправить ребят на станцию. Мы в опасной близости от аэродрома. Его опять могут бомбить. – Аня отвернулась от завхоза и кинулась к машинам, въезжавшим в ворота: – Стой! Поворачивай к первой даче! Да осторожнее, не портите газоны! Их ведь ребята делали!

Витькин отряд грузили в трехтонку «ЗИС-5». Шофер сначала подкидывал в кузов пионера, потом бросал туда же его вещички.

Ребятам приказано было сесть на корточки и ни в коем случае не подниматься.

Набитые до отказа машины выехали на дорогу и, оставляя клубы пыли, прыгая на обнаженных корнях могучих сосен, по песчаной просеке помчались к станции Сиверская.

Раньше, едва ребята садились в кузов, начинались песни. Теперь все молчали. Нервозность, охватившая старших, передалась и ребятам.

По мере приближения к станции увеличивался поток спешащих туда людей. А перед станцией происходило что-то невообразимое. С обезумевшими взглядами, мокрые от пота, люди тащили на себе второпях упакованные вещи. Над рекой из панам, шляп, беретов, тюбетеек и испанок[1] величественно, словно баркасы, покачивались фанерные и дерматиновые чемоданы, огромные узлы из простыней, одеял и скатертей. Мелькали клетки с птицами, блестели медными боками самовары. Из общего гомона выделялись громкие голоса:

– Кирилл, остановись! Сейчас выпадет посуда!

– Вика! Держись за папин кушак, а то отстанешь!

– Дедушка, осторожно! Не урони щеглов!

– Маша, брось, к черту, этот абажур, возьми патефон: у меня от него левая рука отсохла!..

Шофер головной машины сначала непрестанно сигналил, потом, остановившись, начал ругаться. Ему отвечали из толпы тем же. Поняв бесполезность перебранки, он повернулся к ребятам:

– А ну вылезайте! Будем грудью прокладывать дорогу. Держитесь крепко за руки! – Вдвоем, плечо к плечу с пионервожатым, они стали раздвигать толпу, покрикивая: – Дорогу! Осторожно! Дети! Пионерлагерь!

Так, двигаясь в толпе и с толпой, ребята почти добрались до станционной ограды.

Станция уже была занята: ее заполнило громадное стадо давно не доенных ревущих коров. Одичавшие, намотавшиеся за время долгого перехода из районов, где уже бушевала война, коровы устремились за помощью к людям. Но это были городские жители, многие из них не понимали беды животных, боялись приблизиться к ним, да было и не до них.

В раскаленном неподвижном воздухе к испарениям человеческого пота прибавилась смесь запахов навоза и брызгавшего из вымени молока.