Лето 43-го года. Мы с Ревеккой поехали в Мантурово за продуктами. Получили там мешок сушеной картошки и впридачу мешок сухих грибов. Лошадей на обратный путь мы не достали, поэтому согласились на предложение погрузить продукты в лодку и плыть по течению Унжи от Мантурова до Угор — это примерно сорок километров. Грести не надо, лодку течение само понесет.
Поплыли. Привезли продукты, сдали на кухню. На другой день повара наварили на обед грибной суп. Все ели, радовались. А ночью половина детдома легла с болями в животе, с рвотой и поносами. Это произошло 13 июня 43-го года. Я сразу позвонила в сельсовет в Мантурово. Вызвала помощь: санитарного врача, главного эпидемиолога. Пока добирались, мобилизовала всех взрослых для оказания помощи детям. Мучились мы с ними всю ночь и следующий день. Температура у ребят все поднималась. Особенно тяжело было с дошколятами. А врачей из Мантурова нет как нет. Я снова в сельсовет, звонить. А мне говорят:
— Приехали они. Уже вчера. В избе лесника пьют.
Я бегом туда. Открываю дверь, а там дым коромыслом! Две женщины — эпидемиологи, санитарный врач и начальник Мантуровского НКВД Кудреватых пьяные в дымину. На столе полупустой графин со спиртом, который привезли для уколов детям, огурцы, хлеб… Не то чтобы детей лечить — встать от стола не могут, так напились!
Я бегом на почту. Даю телеграмму в Горький: «В детдоме массовое отравление. Прошу срочную помощь. Местной помощи нет. Директор д/д 55/61 Саренок». Оттуда сразу же прилетел самолет с очень хорошими врачами, которые немедленно взялись за дело — начали всем больным промывать желудки и делать все необходимое.
К сожалению, двух дошколят потеряли. Спасти их не удалось — очень были тяжелые, и помощь опоздала.
Потом меня потянули в суд в Горький. Эти трое из Мантурова, когда протрезвели, чтобы свалить вину на меня, дали показания, что отравление произошло из-за нелуженых котлов. Однако вскрытие желудков погибших детей показало, что смерть наступила от грибного яда.
Суд состоялся 27 августа. Санврачу дали пять лет, Кудреватых сняли, а мне — принудиловка на полгода. Двадцать пять процентов зарплаты.
Кудреватых уже давно обиду на детский дом затаил, и виновницей этой обиды, видимо была я.
Когда Ольга Александровна уехала за своими детьми в Сибирь, она оставила меня исполняющим обязанности директора. В это время, как на грех, нагрянул начальник Мантуровского НКВД со своей подругой. Они оба были сильно под мухой. Я представилась ему, а он сказал, что хочет посмотреть наших детей и поговорить с ними, на что я ему довольно сухо ответила, что у нас сейчас тихий час, дети спят и я их будить не намерена.
С тем он и уехал. Потом ко мне подошла медсестра Валя и спросила, как мне понравился начальник НКВД. Я ответила:
— Не понравился. На территории детского дома не должно быть пьяных…
Откуда мне было знать, что Валя в детдоме работает по совместительству, а основная ее должность в ведомстве Кудреватых?
Мои нелицеприятные слова немедленно были переданы в Мантурово и аукнулись Ольге, когда ей потребовался пропуск с подписью Кудреватых для какой-то деловой поездки. В пропуске он ей отказал, сказав, что ее заместительница распускала про него ложные слухи, будто он пьет. Ольга еще поддала жару, сказав, что ее завуч никогда не врет, после чего разговор о пропуске закончился.
Грибная история потрясла всех. Когда мы с Ольгой возвращались на лодках, мы не знали и не ведали, что везем в детдом большую беду…
Когда пришла беда, весь коллектив и сама Ольга Александровна вели себя исключительно самоотверженно, не отходя от детей несколько суток.
Может быть, если бы в работу сразу активно и квалифицировано включились мантуровские врачи, двое дошколят тоже бы остались жить. Но эти наглые молодые бабы ночь пьянствовали и день протрезвлялись, а потом уже в их услугах никто не нуждался, потому что за дело взялась доктор Клиорина, прилетевшая из Горького, и моментально, ни минуты не теряя, развила бурную деятельность.