Дети Бога

— Сандос, у меня нога весит больше, чем вы, — сказал он, озирая Эмилио флегматичными темными глазами, казавшимися маленькими на его рябом лице. — Вы хоть что-то едите?

Джон замахал Дэнни, пытаясь удержать от опрометчивого проявления заботливости, но Сандос развернулся на пятке и со звенящей отчетливостью произнес:

— Да. Я — ем. Отец Железный Конь, вы здесь, дабы изучать руанджу и к'сан. Я не помню, чтобы вас нанимали в качестве медсестры.

— И хорошо, потому что меня эта работа не прельщает, — охотно согласился Дэнни. — Но ежели вы едите и при этом так выглядите, то мне интересно, не подхватили ли вы заразу, от которой умирал на Ракхате Д. У. Ярбро. Ведь Энн Эдвардc так и не выяснила, чем он болен, до того как их обоих убили, верно?

— Господи, Дэнни! — выпалил Шон, в то время как Джозеба молча на него смотрел, а Джон кричал:

— Ради бога, Дэнни! Что вы делаете?

— Ничего! Я лишь говорю…

— Меня несколько месяцев продержали в карантине, — произнес Сандос, побледнев. — Меня бы не выпустили, если бы что-то было. Или выпустили бы?

— Конечно, нет, — сказал Джон, метнув в Дэнни убийственный взгляд. — Эмилио, тебя прогнали через все тесты, известные современной науке. Они не позволили бы тебе выйти, если б имелась хоть крохотная вероятность, что ты привез на Землю нечто опасное.

Пожав плечами, Дэнни поднялся на ноги и махнул рукой, тоже отметая эту идею.

— Кандотти прав, — проворчал он. — Простите мою бестактность.

Но было слишком поздно. Осознав возможные последствия, Сандос тихо ахнул.

— О господи! Селестина и… Боже, Джон. Если я что-то с собой принёс, если она заболеет…

— О нет, — простонал Джон и взмолился: — Эмилио, никто не болен! Пожалуйста, успокойся!

Но к тому моменту, когда он пересек комнату, Сандос окончательно утратил контроль над собой, и тут ничего нельзя было поделать, кроме как ждать, пока это пройдет. Джозеба и Шон чувствовали себя крайне неловко, а огромный Железный Конь молча сидел на маленьком деревянном стуле.

— Я… не хочу, чтоб еще кто-то… умер из-за меня, всхлипывал Сандос. — Джон, если Селестина…

— Не говори, — перебил Джон, опускаясь рядом с ним на колени, и неприязненно покосился на Железного Коня. — Даже не думай. Я понимаю. О боже… Я понимаю! Но никто не умирает! Успокойся. Слушай меня… Эмилио! Ты слушаешь? Если б ты принес с собой что-то, Эд Бер или я уже заразились бы, верно? Или кто-нибудь из больницы, когда ты только прилетел на Землю, правильно? Ведь так? Эмилио, никто не болен!

Сандос задержал дыхание, пытаясь прийти в себя, пытаясь думать.

— Была сильнейшая диарея. У Д. У., имею в виду. Очень сильная. Энн говорила: похоже на бенгальскую холеру. А он говорил, что во рту металлический привкус. Ничего такого у меня нет.

— Это не болезнь, — настаивал Джон. — Ты не болен, Эмилио! Ты просто худой.

Джозеба и Шон посмотрели друг на друга широко открытыми глазами, а затем выдохнули воздух, задержавшийся у них в легких, как им показалось, на несколько часов. Стряхнув вызванную смущением оцепенелость, Джозеба отыскал стакан и принес воды; Шон огляделся в поисках носового платка, но удовольствовался тем, что вручил Сандосу туалетную бумагу. Все еще поддерживаемый Джоном, Эмилио неловко высморкался и, сделав глубокий вдох, поднялся на дрожащие ноги. Высвободившись из рук Кандотти, он подошел к столу, рухнул напротив Дэнни на стул и опустил голову. На какое-то время в комнате стало тихо. Джон Кандотти мысленно составлял ядовитое предостережение отцу Генералу касательно своего брата во Христе, Дэниела Железного Коня, который не выглядел ни удивленным, ни расстроенным из-за того, что он спровоцировал, и следил за приступом депрессии Сандоса с бесстрастным эолитическим интересом инженера-строителя, наблюдающего, как рушится мост.

— Не поймите меня превратно, дружище, скажу как метис метису, — обратился Дэнни к Сандосу. — Никогда раньше не видел, чтобы индеец вдруг так побелел.

Джон испугался, но, к его изумлению, Эмилио рассмеялся и сел ровнее, качая головой.

— Простите, Сандос. На самом деле, — тихо произнес Дэнни.

Прозвучало искренне, заметил Джон. Но Эмилио лишь кивнул, как видно, принимая извинение. Чувствуя облегчение от того, что кошмарная ситуация, похоже, разрешилась, Джон подошел к кухонному буфету и распахнул дверцы.

— Tы просто слишком мало ешь — вот и все, — сказал он Сандосу. — Гляди, что у тебя тут: только кофе, рис и красные бобы!

Тот гордо распрямился, словно набросив на плечи потрепанную горностаевую мантию своего достоинства:

— Я люблю бобы и рис.

— К тому же, — заметил Шон, — их не нужно резать, да?

— Черт возьми, приятель, — сказал Дэнни, — если б ты еще кого посадил на такую диету, это сочли бы нарушением человеческих прав.

— Морская свинка питается лучше тебя, — добавил Джозеба, скрестив руки на груди. — Ты не болен. Просто кормишься тем, что можешь состряпать.

— Врачи были уверены, что я не заразен, — пробормотал Сандос не столько им, сколько себе.

— Конечно, — мягко подтвердил Железный Конь. — Теперь тебе лучше? Хочешь еще воды?

Джозеба забрал у Сандоса стакан и молча наполнил.