Дети Бога

— Такие люди, как Сандос, Марк и Ди, отдаляются от остальных. Они выбирают не выполнять это действие ни ради детей ни ради удовольствия. Они — целибаты, поэтому могут служить Богу более эффективно.

— Кто такие «бог»?

Она укрылась за грамматикой:

— Не кто такие, а кто такой. Есть лишь один Бог.

София сказала это, не подумав, но прежде чем она успела хотя бы попытаться объяснить, что такое монотеизм, Супаари ее перебил.

— Сандос сказал, что он целибат… сказал, что не берет жену, чтобы иметь возможность служить многим! — негодующе воскликнул джана'ата, снова поднимаясь и отходя в сторону. Затем повернулся и уставился на нее, атакуще наставив уши вперед.

— Сандос сказал, что он целибат. Целибаты служат богу. Значит, бог — это многие.

«Q. E. D.[18] — со вздохом подумала София. — Где эти иезуиты, когда в них нуждаешься?»

— Бог один. Его дети — многие. Мы все — его дети. Служа Его детям, Сандос служил Богу.

Резко осев, Супаари растер ладонями виски.

— Сипадж, Супаари, — сочувственно сказала она и, протянув руку, коснулась этого волчьего лица со впалыми щеками. — Твоя голова тоже болит?

— Да. Ты не делаешь смысла!

Он попытался успокоиться и изменил свое суждение, а затем и язык, вернувшись к х'инглиш.

— Возможно, это имеет смысл — для тебя. Я не понимаю.

София улыбнулась:

— Энн говорила, что это — начало мудрости.

Супаари смотрел на нее, приоткрыв рот.

— Мудрость — это истинное знание, — объяснила она. — Энн сказала, что мудрость начинается, когда обнаруживаешь разницу между «это лишено смысла» и «я не понимаю».

— Тогда я, наверное, очень мудрый. Я не понимаю ничего.

Глаза Супаари закрылись. Когда он открыл их снова, то выглядел так, будто его сейчас стошнит, — однако не отступил.

— Сипадж, Фия. Что означает на х'инглиш «служить»? Может служба означать поведение для… для получения удовольствия?

— Может, — после долгой паузы сказала София, ничего не понимая. — Но не для Марка, Ди и Мило. Для них служить — значит добровольно помогать другим. Давать еду голодным, предоставлять жилье… Погоди… служить многим? О боже. Ты создал рынок? Супаари, что случилось с Эмилио?

Залитая розовым светом, наступившим после второго заката, София сидела и смотрела, как Супаари спит, — слишком измотанная, чтобы ощущать что-либо, кроме покорности судьбе. Потребовалось несколько часов, чтобы разобраться во всей этой истории, и ближе к финалу Супаари, казалось, погрузился в самобичевание.

— Я гордился своим умом! Я угодил в глупцы из-за своего желания иметь детей, но я думал: «Супаари — достойный, умный человек!» Я должен был понять! — воскликнул он измученно. — Это были джана'ата. Мои соплеменники. Я причинил Сандосу огромный вред. Возможно, другие чужеземцы сейчас подвергаются таким же мучениям. Теперь ты меня возненавидишь.

«У нас были добрые намерения, — думала София, глядя на небо, затянутое кучевыми облаками, приобретавшими над поляной цвета аметиста и индиго. — Никто не желал плохого. Все мы старались поступать как можно лучше. Но несмотря на это, сколько мы напортачили!..»

Сидя спиной к спине с Канчеем, она потянулась, чтобы погладить каштановые кудри спящего сына, и подумала о Д. У. Ярбро, настоятеле иезуитской миссии на Ракхате, погибшем почти пять лет назад и похороненном вблизи Кашана вместе с. Энн Эдвардc, своим товарищем по внезапной смерти.

Все долгие месяцы, пока длилась подготовка иезуитской: миссии на планету Певцов, София Мендес и Д. У. Ярбро работали в тесном сотрудничестве. Те, кто видели, как развивается и углубляется это партнерство, считали их подтверждением тезиса, что противоположности притягиваются, ибо Д. У. Ярбро, косоглазый, с кривым носом и торчащими в разные стороны зубами, был столь же уродлив, сколь прекрасна была София Мендес — изумительной, классической красотой. Лишь немногие понимали чистоту безыскусной дружбы, которую София и Д. У. могли предложить друг другу, и молча радовались, что эти две души судьба свела вместе.

Довольно скоро сефардская еврейка и священник-иезуит установили для себя рабочий режим; на протяжении многих недель каждый длинный и трудный день, наполненный сбором и анализом данных, спорами, принятием решений, они завершали совместным ужином и парой кружек техасского пива в тихом баре, расположенном неподалеку от епископской резиденции Д. У. в Новом Орлеане. Иногда разговор длился до глубокой ночи, почти всегда затрагивая религию. Поначалу София вела себя настороженно, все еще питая к католицизму определенную историческую вражду, хотя ее смущало, как мало она знает про иудаизм. Ярбро было известно, сколь круто и сколь печально закончилось ее детство; по-своему восхищаясь иудаизмом, причем не только как предтечей христианства, Д. У. и побуждал Софию, и помогал в ее повторном открытии традиций, для которых она была рождена.