Дети Бога

— Нико! — распорядился Карло. — Проводи дона Эмилио.

Выступив вперед, Нико повел Сандоса по коридору.

— Два катера, Сандос! — крикнул Карло, пока выравнивалось давление воздуха между жилыми отсеками и похожим на пещеру ангаром. — У обоих топливная экономичность и дальность полета намного лучше, чем у катера, который так подвел вас в первой миссии. И один из моих — беспилотник, которым можно управлять дистанционно. Учусь на ошибках моих предшественников! Команда «Джордано Бруно» не окажется в ловушке на поверхности Ракхата!

Когда Нико открыл люк, раздался шипящий вздох.

— Perfavore, — спросил Сандос, — un momento solo, si?[22] — Через коридор Нико посмотрел на Карло, спрашивая разрешения. И оно было даровано — царственным кивком.

Шагнув в сторону, Нико придержал для Сандоса дверцу. Тот ступил внутрь, и тяжелая стальная дверь захлопнулась за ним — с металлическим лязгом, который мог бы напугать, если б Сандос не был накачан лекарствами по самую макушку. Пробираясь мимо катеров, Сандос задержался, чтобы проверить крепления и грузовые люки. Все было в порядке. Даже кожухи на раструбах моторов были чистыми. Потом он увидел Джона. Кандотти сидел на неровном полу, сразу за беспилотным катером, привалившись спиной к неаккуратно загерметизированной перегородке.

Серый, точно каменное нутро астероида, из которого состоял корпус «Бруно», Джон вскинул глаза, когда Эмилио, нырнув под фюзеляжем катера, остановился перед ним.

— О боже, — страдальчески простонал Джон. — А я как раз подумал, что хуже быть уже не может!..

— Поверь знающему человеку, — возразил Эмилио. — Хуже может быть всегда.

— Эмилио, клянусь: я не знал! — сказал Джон плача. — То есть мне было известно, что в лазарете Карло кого-то держит, но кого и почему — я не знал… Надо было попытаться… О господи…

— Все в порядке, Джон. Ты все равно ничего не смог бы сделать.

Даже в нынешнем своем состоянии Эмилио знал, что сделать и что сказать.

— Вот так будет лучше, — произнес он, опустившись рядом с Кандотти на колени и запястьями притянув его голову к своей груди. — Так удобнее плакать, — сказал Эмилио, хотя сам не чувствовал ничего.

«Странно, — вяло думал он, пока Джон всхлипывал. — Это ведь как раз то, чего я хотел все те месяцы, прежде чем Джина…»

— Я не мог молиться, — слабым голосом сообщил Джон.

— Все в порядке, Джон.

— Я сел тут, возле люка, чтобы не наделать грязи и не испачкать катера, — сказал Джон, шмыгая носом и пытаясь взять себя в руки. — Карло велел Нико выпустить из отсека воздух, если сам не вернется через десять минут! Я не мог молиться. Я думал о малиновом креме. — Он фыркнул и усмехнулся мокрыми губами, вытирая глаза. — Насмотрелся фильмов про космос.

— Знаю. Все в порядке.

Хотя у Эмилио болели руки, он позволял Джону цепляться за него и с отстраненным интересом осознал, что боль выносить легче, потому что его не волнует, долго ли она будет длиться на этот раз. «Полезный урок», — подумал Эмилио, через голову Джона глядя на наружные люки ангара. Пыли на них не было, а значит, их недавно открывали.

— Идем, — сказал он. — Вернемся внутрь. Сможешь встать?

— Угу. Конечно.

Самостоятельно поднявшись на ноги, Джон вытер лицо, но тут же привалился к герметичной каменной стене, выглядя даже более расхлябанным, чем обычно. — Пойдем, — произнес он спустя минуту.

Когда они подошли к люку, который вел в жилые отсеки, Эмилио жестом попросил Джона постучать по нему.

— Не уступай им, Джон, — сказал Эмилио, пока они ждали, чтобы их выпустили.

Сперва Джон, похоже, не понял, но затем кивнул и выпрямился.

— Слова нужны, чтобы изворачиваться, — тихо произнес Эмилио Сандос, больше не видя Джона. — Не уступай этим ублюдкам.

Дверь открыл не Нико, а Шон Фейн, выглядевший точно гнев Господний. Молча приняв Джона на свое попечение, Шон повел его к верхним каютам. Карло нигде не было видно. Железный Конь тоже ушел, но откуда-то снизу смутно доносился голос Джозебы, требовательный и настойчивый.

Скрепы ждали Эмилио на столе, за которым Нико обедал вместе с квадратным, тучным типом, чья массивная туша находилась в замечательном контрасте с его цветочной, будто нанесенной импрессионистом расцветкой: бледно-желтые, цвета нарцисса, волосы, спадавшие на розовую кожу, и глаза, голубые, как гиацинт.

Сев за стол, Сандос придвинул скрепы к себе и всунул в них кисти, одну за другой.

— Франц Вандерхелст, — молвил толстяк, как бы представляясь. — Пилот.

— Эмилио Сандос, — ответил его сосед по столу. — Рекрут.

Положив руки на колени, он оглядел огромного молодого человека, сидевшего рядом с Францем.

— А вы — Нико, — опознал Сандос, — но мы не были официально представлены.

— Эмилио Сандос — Никколо д'Анджели, — услужливо произнес Франц с набитым ртом. — Он говорит мало, но… chizz e un brav'scugnizz'… ты хороший паренек, не так ли, Нико? Si un brav' scugnizz', eh, Nico?[23]

Прежде чем ответить, Нико промокнул рот платком, стараясь не задеть нос, выглядевший слишком бледным.