Дети богини Кали

— Здравствуйте, Ванда, — выпалила она решительно, спрыгнув с плотного сугроба прямо перед гуляющими, — меня зовут Онки Сакайо. Я из Норда. Заранее прошу прощения за свою наглость, но моя подруга, Корнелла Маггвайер, очень просила меня об одном одолжении. Её призвали в армию, и уезжая, она оставила мне вот это, — Онки быстро, пока ей не успели возразить, точно фокусник, извлекла из-под куртки плотный сверток, — она хотела, чтобы я передала Максу лично в руки.

— Что это? — спросил он и покраснел.

— Там стихи, — сказала Онки, держа увесистый сверток в вытянутой руке.

— Стихи? — переспросил Макс. Не принадлежащий ни к одному из признанных типов красоты, скорее даже страшненький, чего таится, он, однако, бывал очень мил, особенно когда конфузился, и сейчас большие уши его, как будто немного прозрачные на свету, нежно порозовели. Загнутые наверх кончики опущенных золотистых ресниц блестели в солнечном свете. Тонкая светлая кожа почти очистилась от прыщей — правду, должно быть, говорят, что этот недуг исцеляют супружеские объятия, — Стихи? Мне?

— Да.

— Можно… я возьму? — робко спросил Макс, взглянув на Ванду почтительно и будто бы чуть виновато.

— Ну конечно, — спокойно ответила профессор Анбрук, — почему я должна быть против?

— Спасибо, — поблагодарил Макс, бережно принимая послание из рук Онки Сакайо.

В этот момент из коляски раздался звук, похожий на скрип дверных петель. Молодой отец тут же метнулся к люльке и, склонившись над нею, нежно забормотал:

— Тихо-тихо, маленькая, спи радость моя… Всё в порядке. Я здесь.

— Извините, — сказала Онки поспешно, происходящее показалось ей чем-то очень интимным, неким таинством, присутствовать при котором посторонним явно не стоило…

Макс плавно покачивал люльку и напевал тихим голосом, пытливо заглядывая в занавешенное прозрачной сеткой окошечко коляски. Онки почувствовала себя лишней.

— Ничего страшного, — снисходительно сказала Ванда.

Перевалив через высокий сугроб, Онки помчалась по нехоженому снегу на другую сторону парка. Её отпустили из Норда всего на два часа, и нужно было спешить.

Так вышло, что вскоре и сама Онки уехала из Норда. По результатам тестов, которые она отыскала на просторах информационной паутины и (просто из любопытства, играючи) прошла её приняли сразу в несколько университетов невзирая на то, что она ещё не достигла абитуриентского возраста.

— Мы гордимся тобой, Онки, — казенно и пафосно, как водится, произнесла Аманда Крис перед тем как вручить бывшей воспитаннице свидетельство об уровне полученного образования, — теперь нам есть что возразить противникам альтернативной репродукции человека — и в пробирке может быть зачат гений!

Онки выслушивала директриссу со скучающим лицом.

— Спасибо, — сухо поблагодарила она, приняв из рук Аманды пакет документов.

Покончив с бюрократией, девушка поднялась в свою комнату. Вещей у неё почти не было: узелок с одеждой, несколько книг да маленький личный компьютер с серебристым тисненым узором на корпусе. Ну вот и всё. Пятнадцать минут на сборы. Прощаться тоже вроде почти не с кем. Разве только Ритка, но она всё умеет превращать в хохму, даже серьезное и грустное. Вот влетит сейчас в комнату, как ураган, обнимет своими длиннущими ручищами и начнет голосить:

— Аааа! На кого ты меня тут, несчастную, покинулааааа…

Уткнется головой в плечо, как будто рыдает, а потом вдруг как засмеётся! Резко вскинет лицо, сверкнет глазюками и давай ржать… Такая уж она, Ритка…

Онки задумчиво перебирала на столе книги. Брать их собой? Не хочется. Они тяжелые, да к тому же она их все уже прочитала. Выбросить тоже жалко. Оставить? Только вот кому? Книгу, которую ты любил, как домашнее животное, можно отдать без сожаления только в очень хорошие руки, бережные — доверить её стоит только чуткому восприимчивому уму…

На лице Онки мелькнула быстрая лукавая улыбка. Она придумала.

Мальчики сидели на скамье возле спортивной площадки. Саймон что-то терпеливо растолковывал Фичу (странно, что не наоборот), водя тонким пальчиком по странице учебника, а добродушный толстяк сидел рядом, ерзая, надув от натуги щеки и наморщив лоб; смысл, по-видимому, ускользал от него и приходилось стараться изо из всех сил, чтобы ухватить его хотя бы за хвост.

— Ты объясняешь ему геометрию? — не скрывая удивления воскликнула Онки.

— Это теорема Пифагора, — небрежно пояснил Саймон, не поднимая глаз, — я её и в семь лет прекрасно знал.

— Я к тебе, — сказала Онки.

— Зачем? — Саймон так и не оторвал глаз от учебника, было заметно, что он нарочно так ведет себя с нею.

Фич вежливо поздоровался, он помнил, сколько раз эта странная очкастая девочка спасала его, разгоняя хулиганов.

— У тебя скоро день Рождения, — не сдавалась Онки, — я приготовила тебе подарок.

— Я тебя не приглашал и не собираюсь, — заявил Саймон, и, обращаясь уже к Фичу, как будто бы Онки вдруг испарилась, а не продолжала стоять над ним, он продолжил объяснение, — вот эта сторона прямоугольного треугольника называется катет…