— Если глубоко вдуматься, Галунов по существу — жалкий трус. Он считает, что наступил день нашего поражения, и хочет умереть часом раньше. Потому-то и шагает во весь рост под пулями. Это самая бесстыдная попытка покончить с собой. Нет слов, нам всем тяжело. Но коммунист тот, кто и в трудные минуты испытания остается тверд душой. А Галунов, как видите, живет с нами уже двадцать пять лет, девять лет состоит в нашей партии, но вот коммунистом не стал. Он был прапорщиком в царской армии и бурным анархистом. Мечтал совершить террористический акт против членов царской семьи — ничего не вышло. Впоследствии, увлеченный революционной романтикой, принял революцию на ее последнем, завершающем этапе. Ни единой капли крови не пришлось ему пролить за революцию, а пользовался он всеми возможностями, предоставляемыми советской властью. Учился и учил он по книгам. Учился и учил, но большой жизнью не жил. А жить, по нашим понятиям, — это и значит бороться… Он не постиг этого и остался духовно чуждым нам. Вот почему меня не удивляет, что- он спросил вас: «Где ваши танки?». Он не верит ни в армию, ни в народ, он верит в героизм и гениальность отдельной личности. Коли так, создадим ему возможность проявить личный героизм: отправим его в батальон — пусть сражается, поглядим, какой он вояка. Добираются и до генеральского звания, начиная службу рядовым, — но что-то мне не помнится, чтобы генерал пошел обратно в строй и стал хорошим бойцом!
Член Военного Совета поднялся.
— Угостили вас чаем? — спросил он.
— Да, товарищ генерал, — ответил Аршакян, встав вместе с генералом.
— Поужинаем вместе.
— Спасибо, товарищ генерал.
— Просьба начальника — приказ. Слыхали такой оборот?
— Слыхал, товарищ генерал! — улыбнулся Аршакян.
— Значит, поужинаем вместе и вместе поедем. А матери непременно пошлите от меня привет, не забудьте. Она вспомнит…
— И я немного помню, товарищ генерал, — проговорил Аршакян.
Генерал улыбнулся.
— Ага, помните. А не хотели со мной поужинать!
За ужином Тигран с интересом слушал рассказы генерала об Одиннадцатой армии и о Серго Орджоникидзе.
— Да, история сейчас призвана разрешить большие задачи, — задумчиво проговорил генерал. — История… Мудрая штука эта история! Человек живет восемьдесят — девяносто лет, а опыт и дела человечества имеют давность тысячелетий.
Генерал встал.
— Пошли! Довезу тебя до Федосова.
Он незаметно перешел на дружеское «ты».
XVI
Генерал Луганской уселся на заднее сиденье автомашины, жестом предложив Тиграну занять место рядом. С шофером сел адъютант.
— В хозяйство Кулагина! — распорядился генерал!.
Всю ночь машина Луганского тряслась на прифронтовых дорогах. Вслед за ней двигался тягач с автоматчиками.
Но вот мрак начал сереть. Рассветает, что ли? От ночной стужи затвердела дорожная грязь. Постепенно начали вырисовываться очертания лесов и холмов. Иней покрывал стебли несобранного подсолнуха, коричневые поля гречихи, кочаны капусты, кроны деревьев. Стужа в этот день обещала быть сильнее — утро выдалось ясное. Впервые за последние дни показалось над землею светлобирюзовое небо.
— Лётный день! — заметил генерал и нетерпеливо справился — Доехали, что ли?
Шофер вдруг круто свернул на узкую, проселочную дорогу и помчался к ближайшей балке, заросшей лесом. Въехав в балку, он резко затормозил.
— Выходите скорее, товарищ генерал! — крикнул адъютант и рванул дверцу автомашины.
По небу летела эскадрилья фашистских самолетов, вытянувшись журавлиной стаей.
— Бомбардировщики!
Они летели низко над землей, выискивая места скоплений войсковых частей.
Луганской, выйдя из машины, спокойно оглядывал поля и шоссе.
— Не забиты ли дороги?
— Нет, свободны, части оттянуты к лесу, — доложил офицер.
— Вот и хорошо.
По шоссе ехало всего несколько повозок. Заметив самолеты противника, ездовые пустили коней в галоп.
Самолеты прошли мимо и скрылись за холмами. Адъютант проследил) взглядом их направление.
— Летят бомбить станцию Коломак.
— Повидимому, да, — согласился генерал. — Что ж, пусть себе летят: новая танковая часть уже давно выгружена и ушла со станции.
Генерал и Аршакян снова сели в машину.
Издали послышались взрывы, повторившиеся несколько раз. Знаком приказав шоферу подождать, генерал прислушивался к взрывам. Его лицо выражало тревогу. Действительно ли успели отойти от Коломака новые танковые части, не задержался ли на станции кто-нибудь?
Взрывы умолкли. Генерал махнул рукой шоферу. Солнце еще не встало, но под золотистым отблеском зари сверкал на полях иней, ледок на болотцах и лужах, изморозь на соломенных крышах редко разбросанных хат.
Автомашина медленно ехала по балке и, забравшись в самую глубь ее, остановилась. По типу машины и идущему вслед за нею тягачу с автоматчиками догадавшись о приезде начальства, Кулагин с группой штабных офицеров вышел навстречу прибывшим. Часть штабных работников выглядела сонной, некоторые явно не успели умыться.
Подойдя к Луганскому, полковник взял под козырек. Это и был командир дивизии Кулагин.
— Ну, пойдем к вам, — предложил генерал.