Дети Божии

Разбудили ее звуки прощания: кузены и кузины, дяди и тети, бабушки и дедушки и друзья расходились, обмениваясь друг с другом и родителями малыша ciaos и buonafortunas[2]. Селестина встала, сходила на горшок, что напомнило ей о клевете, и направилась в сторону лоджии, надеясь на то, что ей разрешат взять несколько воздушных шариков домой. Новокрещеный младенец Стефано старательно голосил.

– Понимаю, понимаю тебя, – говорила ему тетя Кармелла. – Трудно не попрощаться со всеми родными после такого замечательного дня, но праздник заканчивается.

Понимая неотложность ситуации, дядя Паоло просто с улыбкой взял Стефано на руки.

И посреди всего шума и суеты никто из взрослых не заметил, что Селестина стоит в дверях. Ее мать помогала тете Кармелле убирать посуду. Ее дед и бабушка во дворе прощались с гостями. Внимание всех прочих было обращено на Стефано, заливавшегося плачем и мужественно сопротивлявшегося чужой воле, но полностью бессильного в руках отца, извинившегося за поднятый шум. Одна только Селестина заметила, что выражение лица дона Винченцо переменилось. Это произошло, когда она посмотрела на мужчину с машинками на руках и заметила, что он плачет.

Селестина видела, как плачет мать, но она не знала, что мужчины тоже плачут. Это испугало девочку, во-первых, потому что она еще не видела ничего подобного, а еще потому что она проголодалась и, в-третьих, потому что ей нравился этот человек, ставший на ее сторону, а кроме того, потому что даже плакал он не так, как остальные, – с открытыми глазами и спокойным лицом, и только слезы текли по коже.

Хлопнули дверцы автомобиля, Селестина услышала, как захрустел гравий под колесами, и в этот момент ее мать отвернулась от стола. Улыбка на лице Джины померкла, когда она проследила за направлением взгляда дочери. Посмотрев в сторону двоих священников, Джина что-то негромко сказала своей золовке. Кивнув ей, Кармелла на пути в кухню подошла к дону Винченцо со стопкой тарелок.

– В спальню в конце коридора, наверное? – предложила она. – Вас там никто не потревожит.

Селестина отступила в сторону, позволяя пройти дону Винченцо, взявшему за руку плачущего человека и поведшего его к двери лоджии и в сторону комнаты Кармеллы.

– Значит, так оно и было? – Селестина услышала голос дона Винченцо, проходившего мимо нее. – Они развлекались, а вы страдали?

Селестина последовала за ними, вышитые носочки шелестели при каждом ее шаге, и заглянула в оставшуюся приоткрытой щелку. Мужчина с машинками сидел в кресле в углу.

Дон Винченцо стоял неподалеку и, ни слова не говоря, смотрел в окно – в сторону вольера Сесе. А вот это нехорошо, подумала Селестина. Значит, дон Винченцо – нехороший! Ей было неприятно, и она заплакала, но никто не обратил внимания, потому что они сказали, что она глупенькая.

Мужчина заметил ее сразу же, как только она вошла в комнату, и вытер лицо рукавом.

– Что случилось? – проговорила она, подходя ближе. – Почему ты плачешь?

Дон Винченцо начал что-то говорить, но мужчина качнул головой:

– Ничего не случилось, cara. Просто… просто я вспомнил… вспомнил, как некоторые люди очень плохо обошлись со мной.

– А что случилось?

– Они… сделали мне больно… Но это произошло очень давно, – успокоил он девочку, уже смотревшую на него круглыми от страха глазами: неужели такие плохие люди находятся сейчас в доме, – когда ты была совсем маленькой, но иногда я вспоминаю это.

– А тебя потом поцеловали?

– Mi scuzi[3]. — Мужчина заморгал, услышав эти слова, и дон Винченцо на мгновение напрягся.

– Чтобы у тебя больше ничего не болело? – пояснила она.

Человек с машинками на руках улыбнулся и посмотрел на девочку очень ласковыми глазами.

– Нет, cara. Никто не поцеловал меня, чтобы у меня ничего больше не болело.

– Я могу тебя поцеловать.

– Это было бы очень хорошо, – ответил он самым серьезным тоном. – Думаю, что твой поцелуй поможет мне.

Потянувшись, она поцеловала его в щеку. Роберто, кузен Селестины, которому уже исполнилось девять, говорил, что целоваться глупо, но Селестина знала лучше.

– Это новое платье, – сказала она мужчине. – Я пролила на него какао.

– Оно все равно хорошенькое. И ты тоже.

– У Сесе малыши. Хочешь посмотреть на них?

Мужчина посмотрел на дона Винченцо, который пояснил:

– Cece – это морская свинка, и рожать малышей – их основное занятие.

– Ах так. Хочу.

Он встал, и она протянула руку к его руке, чтобы повести наружу, но вовремя вспомнила про машинки.

– А что случилось с твоими руками? – спросила она, потянув мужчину за рукав.

– Такой вот несчастный случай, cara. Но не волнуйся. С тобой ничего похожего случиться не может.

– А тебе больно? – Винченцо Джулиани услышал голос девочки, вместе с Эмилио Сандосом направлявшейся по коридору в сторону двери на задний двор.

– Иногда больно, – бесхитростно ответил Сандос. – Но не сегодня.

Голоса их исчезли за захлопнувшейся дверью.