Дети Чёрного Дракона

…Через два дня поезд, идущий из Харбина в Читу, был атакован шайкой замаскированных бандитов. После жаркой перестрелки с поездной прислугой нападающие отступили. Ранен старший кондуктор. Потери нападавших неопределенны, — все раненые унесены с собой. Оставшийся убитый, по всем признакам, уроженец южного Китая.

…При отправлении с читинского аэродрома «Юнкер-са», летящего в Москву, произошел загадочный случай. На одного из пассажиров напал вооруженный китаец, сделавший ряд выстрелов. Преступник задержан. Подвергшийся нападению — по слухам — один из активных деятелей Коминтерна. Ведется срочное расследование дела…

Как это ни странно, но именно на этих случайных заметках мы можем проследить путешествие Синга в СССР.

Газеты увековечили его рядом недоумевающих строк в отделах происшествий. Иностранные секретные бюро — нервным потрескиванием радио и долгими разговорами в казенного вида кабинетах. Китайцы-преследователи — рядом хитроумных планов и ускоренным боем сердец после каждой неудачи. Сам Синг — ровным напряжением нервов, готовых ко всему.

В тесном, сочащемся холодными каплями, нутре подводной лодки он сжимал пальцами ручки сиденья, ежеминутно ждал оглушительного толчка бомбы и холодного объятия смыкающихся волн. В вращающихся зеркалах выставленного над водой перископа мелькала чуткая тень вынюхивающего добычу гидроплана — страшного крылатого насекомого с поджатыми ногами, как будто одетыми в непомерно большие галоши. И даже когда эта тень исчезла, вспугнутая японским судном, не исчез темный и неотвратимый страх неожиданного. В продолговатом темном теле, быстро скользящем под поверхностью океана, команда ругалась хрипло и вполголоса; офицер как-то слишком уверенно нажимал рычаги управления; Синг, нахмуренный и строгий, так же выжидательно сидел в своей сырой, залитой электричеством, каютке.

Так же нахмуренно и строго встретил он известие о полдюжине ножевых ударов, предназначавшихся ему и погрузившихся в чужое тело, и, стоя на вагонной площадке, стрелял метко и не торопясь, видя перед собой дымные вспышки выстрелов из черной чащи леса и оскаленные лица лезших на подножку. И на широком аэродроме, оглушенный грохотом выстрелов, сделанных почти в упор, не говоря ни слова, сел в лакированную, пошедшую вверх кабинку самолета.

С самого начало этих покушений Синг понял, как прав был Сун-Ят-Сен, предостерегая его перед расставанием. Только теперь он начал ясно постигать души своих бывших сообщников. Он видел их достоинство — слепое, почти механическое повиновение раз отданному приказанию, преданность тайнам своего общества. Но видел и другое — неспособность критически отнестись к этим приказаниям.

Он знал: попробуй он уговорить китайцев, объяснить им истинное положение дела — они все же, верные данной клятве, прикончили бы его на месте. А поскольку его поручение не было еще окончено….

Прибыв в Москву, Синг (для простоты мы и теперь будем называть его Сингом) немедленно сдал отчет о возложенном на него поручении.

Он знал, что не сегодня-завтра таинственные нападения начнутся снова. Но теперь положение менялось: он принадлежал сам себе и мог рисковать жизнью. Он решил, несмотря ни на что, переговорить с преследователями и попробовать доказать им их ошибку.

Подозрения оправдались. Уже на второй день, шагая по шершавому асфальту Петровки, он случайно обернулся и увидел желтолицего субъекта в обычном платье москвича. Субъект, как ни в чем не бывало, свернул в Столешников. Синг решительно пошел за ним, — тот ускорил шаг и растворился в разноцветном потоке торопящейся толпы.

С этого момента началось странное взаимное выслеживание. Китайцы, очевидно, выжидали момента, когда смогут безнаказанно прикончить свою жертву. Но они не желали входить с ней в какие бы то ни было сношения.

Каждый раз, неожиданно выходя из магазина, обертываясь на ходу или подходя к второэтажной высоте окна своей комнаты на Тверском бульваре, щетинящемся коричневыми скелетами деревьев, Синг видел одно из равнодушных желтых лиц, сейчас же исчезавших бесследно. Ни одна из его попыток поймать для объяснений кого-нибудь из «детей Черного Дракона» не увенчалась успехом.

Но однажды произошло… Синг шел по вечерней Тверской. С боков стояли полированные стекла витрин, впереди суживалась гирлянда бледно-желтых фонарных огней. Меланхолично тряслись извозчики, с кашлем проносились приземистые авто. У входа в сверкающую, дышавшую белым паром булочную неподвижно стоял нищий в изорванной красноармейской шинели.

Это был китаец.

Прямой, как столб, он вытягивал перед собой разжатую ладонь руки. Благодаря паре круглых черных очков его скуластое грязно-желтое лицо превращалось в неподвижную, мертвую маску.

Синг задержался. Не явится ли этот слепой посредником между ним и китайцами? Может быть, он даже знаком с существованием общества?

На всякий случай Синг подошел ближе и издал еле слышный звук, служащий сигналом для «детей Черного Дракона». В следующий момент он невольно вздрогнул. Он увидел, что худые, длинные пальцы нищего сложились в ответный тайный знак.