Дети черного озера

Мне сразу же приходит на ум заброшенная шахта у подножия Предела. Мы с отцом не раз бродили по ее туннелям и пещерам, всегда замедляя шаг у рисунка на стене — семья из трех человек, — вырезанного в глыбе песчаника. Отец любил рассказывать мне о давних днях, когда они с матушкой детьми стояли на коленях у этой глыбы с обломками камня в руках.

Если Лису показать старую шахту, он придет в восторг: почти незаметный вход; непроницаемые, как небо, стены; туннели, переплетающиеся, как ветви дуба; пространство, широкое, как время. Друид ждет, подняв брови, предвкушая. Молчание длится, и мне не надо заглядывать в мысли отца, чтобы понять, о чем он думает: он думает обо мне, о моей увечной ноге, о баламутящих народ жрецах, о римлянах, подступающих к Священному острову. Его лицо сосредоточенно, словно он мысленно прочесывает болото и лес, хотя на самом деле прекрасно знает, где найти отличный тайник.

Проговорившись о старой шахте, отец вступит с Лисом в необратимое соглашение. Он понимает это и потому колеблется. Затем откашливается и говорит:

— Неподалеку от Предела есть заброшенная шахта.

ГЛАВА 21 НАБОЖА

Набожа вымыла волосы, ополоснула их отваром ромашки, оттерла тело сухим мхом и надушила фиалкой и теперь стояла на мостках вместе с Арком, за спинами сородичей, собравшихся на берегу. На ней было новое платье в мелкую клетку цвета ржавчины и каштана, из шерсти более легкой, чем та, что обычно ткали на Черном озере. Найдя ткань рядом с инструментами Карги — совком, воронкой, ступкой и пестиком, двумя решетами, двумя серпами и четырьмя ножами, — Набожа осела в то же гнездо из шкур, где держала за руку старуху, уходящую из этого мира, и заплакала, уткнувшись лицом в шерсть, сотканную тайком ей в подарок, чтобы она могла появиться в красивом платье, когда возьмет Арка в супруги.

На Арке была обувь из прочной, еще не разношенной кожи: ее подарила Набожа в честь особенного дня. Старый Дубильщик согласился сшить эти башмаки, когда она принесла ему слабительного из одуванчика — столько, чтобы хватило на всю Зябь. Еще она обещала доить овец Пастуха вплоть до Роста, за что тот пообещал ей шерсть с двух овец. Арк, в свою очередь, преподнес Набоже целую гору яиц и поклялся поставлять по три штуки ежедневно до самого конца Просвета, хотя каждый вечер от трех штук будет оставаться две, поскольку одно отойдет Матери-Земле. «Чтобы у тебя бока округлились», — сказал он. Ребра Набожи, проступившие в Зябь, все еще торчали под кожей, словно прутья едва обмазанного глиной плетня.

На мостках Арк снял с ее шеи мешочек, развязал и вытряхнул в ее сложенные лодочкой ладони полдюжины крапивных листьев. Они положили друг другу на язык по три листика, закрыли рты, стали жевать. Набожа почувствовала магию крапивы: ощущение скорее бодрящее, нежели болезненное. Каждый год, когда Зябь смягчалась, переходя в Просвет, когда Мать-Земля высвобождала богатства своих недр, на старых иссохших стеблях появлялись новые отростки, предсказывая грядущее изобилие. Набожа тронула губы, бревна настила.

— Сегодня я беру в супруги Арка, — произнесла она торжественно, хотя была счастлива, как расшалившийся ягненок. — Я принимаю дар Матери-Земли и прошу ее благословить наш союз приплодом.

По традиции Черного озера, заявление, сделанное перед лицом четырех свидетелей, становилось незыблемой истиной. Это означало, что пара поступает осмотрительно, что мужчины обойдутся без жарких перепалок, а женщины воздержатся от поспешных слов. Пусть осядет поднятая пыль, уступив место благоразумию. В этом случае, однако, Набожа говорила без колебаний: таким правильным, таким своевременным решением было взять Арка в супруги.

В тот Просвет на Черном озере были заключены три союза: сперва Хмара взяла Песельника, за-тем Рыжава выбрала Второго Плотника На пиру мать Молодого Кузнеца гордо несла голову, красуясь золотой брошью и поясом с бронзовыми бляшками. Но в душе ее праздника не было. С началом Просвета супруги ее сыновей с детьми отправились искать лучшей доли в Городище. После их ухода некогда могущественный клан Кузнецов сократился до девяти человек, и почти наверняка Молодой Кузнец был сочтен недостойным драгоценной дочери Охотника. Союз Рыжавы со Вторым Плотником подтвердил предположение: доброжелательные и беспристрастные Кузнецы окончательно утратили бразды правления.

С наступлением темноты Старец с помощью кремня и кресала разжег костер — груду ветвей бука, ясеня и дуба, собранных работниками во славу Арка и Набожи. Сородичи, отбросив с плеч плащи, смаковали дымный аромат жареной оленины, доставленной Охотниками, сладость медовухи, принесенной Плотниками, и робко радовались свету, который постепенно возвращался в их жизнь.