Дети декабря

Я курил судорожными затяжками. Во дворе устанавливали новый турник.

– Ты видела этого мужика?

– Нет. Ксюша рассказала мне.

– А ты где была?!

– Рядом стояла! Не ори на меня!

– Да ты не рядом должна была стоять, а с ней быть!

– Я и была, но…

– Что «но»?! – не унимался я.

– Не ори на меня, слышишь? Я вообще думаю, что это из-за тебя.

Жена двинула, точно обухом. И была права. Гришины дружки продолжали меня запугивать. Я связался с психом, с жадным, оскотинившимся психом.

– Так, я сейчас приеду. Как Ксюша?

– Смотрит мультики.

– Жди меня.

Я взял такси, и уже там мне позвонили. Номер не определился. Голос в трубке был тот же – бесстрастный, заглаженный.

– Просто не ходи к старику – и всё…

– Послушай, эй ты, послушай! – перебил я. – Ты плохо понимаешь, с кем связался…

– Это ты плохо понимаешь. Просто отстань от старика – и всё. Или в следующий раз это будет не кола.

– Что?!

– Кислота и дети – не очень хорошее сочетание.

Звонивший отключился. Я приехал к жене, раскалённый, как дьявольский мартен. Ксюша смотрела мультики. Перед ней стояла миска чёрной смородины, но она не ела.

– Так что, – я не стал тревожить дочку, а остался с женой, – поехали в полицию?

– А что скажем? Плеснули колой в лицо?

– Но…

– Или есть что ещё рассказать?

Жена искала моего взгляда. Я отводил глаза. Она, несомненно, всё понимала. Тяжело и часто стучало сердце. Я не мог нормально думать – в голове вертелся калейдоскоп огненных мыслей.

– Это ведь твои проблемы, да? Вот и рука замотана.

Она всё-таки поймала мой взгляд, заглянула в глаза – так, как умела: пытливо, обвинительно, ёмко.

– Не знаю.

– Всё ты знаешь! – крикнула жена. – Всё ты, чёрт побери, знаешь! Ты зачем приехал? Ещё больше пугать? Я тебя спрашиваю: зачем ты сюда приехал?! – она впадала в истерику.

– Ехать в полицию.

– К чёрту полицию! Ты что ей скажешь? Никто ничего не видел!

– А ты? Ты на что?

– Я?! Что я? У тебя всё – я! А ты бросил, ушёл, соскочил – доволен?

– Кого я бросил?

– Нас с Ксюшей!

Меня передёрнуло. Наверное, она говорила подобное не только мне. «Папа ушёл, папа нас бросил», – Ксюша наверняка не раз слышала это. Сука!

– Я ушёл, потому что ты вынудила меня уйти. Ты сама это знаешь!

– И что? Теперь твои дружки могут пугать нашу дочь?

– Какие дружки, дура? Ты что несёшь?! – Я рассвирепел. Появилось истерическое желание ударить.

Она ничего не могла знать, но тем не менее догадывалась. Хотя мы жили раздельно все эти месяцы. Уже навсегда раздельно, без основания для возврата. И всё, о чём мы говорили, касалось Ксюши, только её.

– И руку тебе потому сломали.

– Так, всё, хватит! Я заканчиваю этот разговор, – голос мой стал как застывший металл. Я вышел в коридор. Надел кроссовки.

– Ты что, уходишь?

– Да, как видишь.

– А как же…

– Научись сначала разговаривать, дура! – Я хлопнул дверью, оставляя жену в смятении, в страхе.

Внутри клокотало, черти рвали на части. Я не мог унять злость, хотел позвонить отцу, но, достав телефон, убрал его обратно. «Это – крайний вариант». Зашёл в ближайший магазин, купил бутылку светлого пива. Пытался соображать. Устроился на ступенях, отпил сразу половину. Ярость, проросшая из отчаяния, не проходила. Я набрал знакомого, попросил выяснить адрес человека по номеру телефона, имени и фамилии.

– Хорошо, – глухо сказал он.

– Это долго?

– Нет, быстро. Перезвоню.

Я взял ещё бутылку пива. Устроился на ступенях, принялся ждать. Пил, курил, злился. Перед глазами стояла Ксюшенька, смотревшая мультики по телевизору – и вот кола на её лице, пузырящаяся, шипучая. Или кислота? Господи, ведь могла быть и кислота! Этот мудак Гриша оказался не просто очередным хапугой, бессердечным, жадным, нахрапистым… в нём, как грибок, сидело безумие. И потому его следовало бояться.

Зазвонил телефон. Знакомый и правда действовал быстро. Назвал адрес, я тут же вызвал такси. Подъехал серый «рено логан», водитель с длинным апатичным лицом ухитрялся одновременно крутить руль и лузгать семечки. Я попросил разрешения закурить. Водитель не возражал. По разбитой дороге, которую пытались отремонтировать вот уже год, мы поехали к Грише. Попетляли между пятиэтажками и каштанами, как зачарованные, неизменно утыкаясь в развороченное асфальтированное поле с поваленной металлической сеткой. Наконец местный парень, попросивший мелочь на опохмел, рассказал нам, как подъехать к дому номер 21Г.

У Гришиного подъезда как раритет сохранилась скамейка с сидушкой из фанеры. Рядом на асфальте были расставлены пластмассовые тарелки и обрезанные бутылки для кормёжки кошек, в одной плошке томилась килька. Дверь в подъезд была закрыта, я набрал номер случайной квартиры на домофоне.

– Да?

– Откройте, пожалуйста.

– Вы к кому? – зажурчал приятный женский голос.

– Я домой, в тридцать шестую, ключи забыл.

– Ладно.

Домофон пикнул. Я потянул дверь, зашёл внутрь подъезда. Гриша жил на четвёртом этаже. Теперь меня от него отделяла лишь массивная чёрная дверь. Я затрезвонил в звонок. Зажал в руке прихваченный перед подъездом камень. Переступил с ноги на ногу, пытаясь сбросить напряжение, сконцентрировался для удара.