Читаем Дети декабря полностью

Врач поднялся. Я не глядел на него – взгляд мой прилип к шишке с лекарством на руке старика. Он не реагировал на нас. Сердце сжалось, как ссохшийся рыбий пузырь, и горечь наполнила меня. Я задрожал. Очнулся только, когда врач выходил из квартиры – успел сунуть ему пятисотку. Он не возражал. Молча принял, молча сбежал по ступеням. Я стоял в раскрытых дверях, дышал подъездным смрадом. Почему-то, хотя был день, на лестничной площадке горела лампочка; я не находил в себе силы отключить её.

Вернулся в комнату. Старик лежал неподвижно. Я сел рядом, заплакал. Всё увяло, разрушилось, сузилось до размеров зрачка. Пот покрывал меня кислой плёнкой, я чувствовал собственный смрад. Сколько Фомич пролежал здесь, не вставая? Когда он получил удар в висок? Инга Александровна ничего не сказала. А я прятался от неизбежности все эти дни. Думал, что творю невозможное. Но всё осталось здесь, в этой квартирке.

В дверь зазвонили. Я встал, вытер слёзы, пошёл открывать. На пороге стоял священник – крупный, краснолицый, с окладистой бородой и животом, выпиравшим из-под сутаны. Глаза у него были большие, влажные и какие-то детские. Он смотрел кротко и вместе с тем сурово.

– Благодарю, что пришли.

Отец Василий кивнул.

– Вот, – он протянул свечу и крошечный подсвечник, – поставьте. С вас сто рублей.

– Да, да, конечно. – Я взял, понёс в комнату. Отец Василий разулся, прошёл следом.

– Это ваш дедушка?

– Нет. Он… – я осёкся. – Не знаю, как сказать. Мы встретились в госпитале, там лежал мой дед. А потом я, что ли, стал ухаживать за ним.

– Это правильно.

– Отец Василий, я, честно сказать, не знаю, крещён ли он или нет. Не думаю, что он слишком религиозен…

– Простите, но это не вам думать. Вы обождите снаружи, прикрыв дверь, ладно?

– Да, конечно.

Я вышел, сделал, как было велено. Перебрался на лестничную площадку. Закурил, в пачке оставалась одна сигарета. Надо было сходить в магазин, но я не знал, сколько отец Василий пробудет со стариком.

Он пробыл совсем недолго. Вышел ещё более уверенный и кроткий. Я предложил чая – он отказался, надел ботинки. Я протянул конверт – неприкрытые деньги показалось давать неправильным, – он принял его с лёгким поклоном. Я вдруг припомнил виденный в храмах жест, когда люди протягивали сложенные ладони – просили благословения. Инстинктивно я сделал то же самое, чуть склонившись. Отец Василий коротко перекрестил, протянул руку. Я поцеловал её, она пахла чем-то цветочно-лёгким. Этот запах так не вязался с грузностью его тела.

– Господи, помоги.

– Тогда… я наберу вас, если что.

Во взгляде его вновь промелькнула суровость. Он спросил:

– Вы посещаете храм?

– Иногда, – я не стал уточнять.

– Иногда… – Он погладил окладистую, с проседью бороду; «г» у него выходило на украинский манер. – Обязательно включите в это «иногда» исповедь и причастие. – Глаза его вдруг, я никак не мог привыкнуть к этим стремительным переменам, стали благостно-добрыми. – Вам обязательно надо причаститься.

– У вас?

– Можно и у меня. Можно и у другого батюшки. Но надо.

– Хорошо.

– Дай Бог.

– Как он? – я кивнул в сторону комнаты.

– Спит.

– Спит?

– Да. Я исповедовал его. Будьте спокойны.

Мы распрощались. Медленно, будто подпрыгивая на ступенях, отец Василий спустился по лестнице. Я проводил его взглядом. Хотелось ещё поговорить с ним, но я не знал, как и о чём, поэтому просто стоял и наблюдал, касался глазами. Подошёл к окну, ждал, когда он выйдет из подъезда. Отец Василий вышел, оседлал стоявший перед дверью мопед, надел красный шлем, завёлся. Видя, как он удаляется на этом странном средстве передвижения (нам ведь рассказывали, что попы ездят только на «гелендвагенах»), я вновь чуть было не разрыдался, но на этот раз сдержался. Закурил последнюю сигарету, потея ещё больше прежнего.

Фомич действительно спал. Священник сделал то, чего мне хотелось от «скорой», – дал покой старику. Я перебрался на кухню, заварил кофе. Из открытой балконной двери слышались детские голоса. Взгляд мой скользнул по антресоли. Я так и не добрался до неё. Захотелось сделать это сейчас. Я подставил табурет, полез туда. И тут же наткнулся на папку с фотографиями: неловко взял её, и часть карточек рассыпалась на полу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Дом учителя
Дом учителя

Мирно и спокойно текла жизнь сестер Синельниковых, гостеприимных и приветливых хозяек районного Дома учителя, расположенного на окраине небольшого городка где-то на границе Московской и Смоленской областей. Но вот грянула война, подошла осень 1941 года. Враг рвется к столице нашей Родины — Москве, и городок становится местом ожесточенных осенне-зимних боев 1941–1942 годов.Герои книги — солдаты и командиры Красной Армии, учителя и школьники, партизаны — люди разных возрастов и профессий, сплотившиеся в едином патриотическом порыве. Большое место в романе занимает тема братства трудящихся разных стран в борьбе за будущее человечества.

Георгий Сергеевич Березко , Георгий Сергеевич Берёзко , Наталья Владимировна Нестерова , Наталья Нестерова

Проза о войне / Советская классическая проза / Современная русская и зарубежная проза / Военная проза / Легкая проза / Проза
Любовь гика
Любовь гика

Эксцентричная, остросюжетная, странная и завораживающая история семьи «цирковых уродов». Строго 18+!Итак, знакомьтесь: семья Биневски.Родители – Ал и Лили, решившие поставить на своем потомстве фармакологический эксперимент.Их дети:Артуро – гениальный манипулятор с тюленьими ластами вместо конечностей, которого обожают и чуть ли не обожествляют его многочисленные фанаты.Электра и Ифигения – потрясающе красивые сиамские близнецы, прекрасно играющие на фортепиано.Олимпия – карлица-альбиноска, влюбленная в старшего брата (Артуро).И наконец, единственный в семье ребенок, чья странность не проявилась внешне: красивый золотоволосый Фортунато. Мальчик, за ангельской внешностью которого скрывается могущественный паранормальный дар.И этот дар может либо принести Биневски богатство и славу, либо их уничтожить…

Кэтрин Данн

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее
Адриан Моул и оружие массового поражения
Адриан Моул и оружие массового поражения

Адриан Моул возвращается! Фаны знаменитого недотепы по всему миру ликуют – Сью Таунсенд решилась-таки написать еще одну книгу "Дневников Адриана Моула".Адриану уже 34, он вполне взрослый и солидный человек, отец двух детей и владелец пентхауса в модном районе на берегу канала. Но жизнь его по-прежнему полна невыносимых мук. Новенький пентхаус не радует, поскольку в карманах Адриана зияет огромная брешь, пробитая кредитом. За дверью квартиры подкарауливает семейство лебедей с явным намерением откусить Адриану руку. А по городу рыскает кошмарное создание по имени Маргаритка с одной-единственной целью – надеть на палец Адриана обручальное кольцо. Не радует Адриана и общественная жизнь. Его кумир Тони Блэр на пару с приятелем Бушем развязал войну в Ираке, а Адриан так хотел понежиться на ласковом ближневосточном солнышке. Адриан и в новой книге – все тот же романтик, тоскующий по лучшему, совершенному миру, а Сью Таунсенд остается самым душевным и ироничным писателем в современной английской литературе. Можно с абсолютной уверенностью говорить, что Адриан Моул – самый успешный комический герой последней четверти века, и что самое поразительное – свой пьедестал он не собирается никому уступать.

Сьюзан Таунсенд , Сью Таунсенд

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Проза прочее / Современная проза