Дети Дюны

На ум Джессике невольно пришла неуместная сейчас максима Бене Гессерит: «Прозреть, что ты смертен — это значит познать начала ужаса; познать же неизбежность смерти — это значит положить конец ужасу».

Да, смерть — это не столь уж тяжкое иго, но жизнь для Стилгара и близнецов превратилась в пытку на медленном огне. Все они находили, что мир устроен дурно и желали найти такие пути его преобразования, которые бы никому не угрожали. То были дети Авраама, которые узнают о жизни не из книг, а наблюдая полет ястреба над Пустыней.

Лето привел в замешательство Джессику сегодня утром, когда, стоя на берегу канала у подножия сиетча, сказал: «Вода загнала нас в ловушку, бабушка. Лучше бы мы жили, как пыль Пустыни, ибо ветер может вознести ее выше самых высоких скал Защитного Вала».

Джессика уже привыкла к аномальной зрелости этого мальчика, но все равно была поражена этим его высказыванием. Правда, она быстро взяла себя в руки.

— То же самое мог бы сказать твой отец.

Лето подбросил в воздух пригоршню песка, задумчиво глядя, как песчинки падают обратно на землю.

— Да, мог бы. Но тогда отец не принимал во внимание, что вода подтачивает и обрушивает любое русло, по которому течет.

Сейчас, стоя рядом с Ганимой, Джессика снова испытала потрясение от этих слов. Она обернулась и поверх голов посмотрела на неясную тень Стилгара в алькове. Стилгар так и не стал прирученным фрименом, способным только таскать ветви в свое гнездышко. Нет, этот человек остался ястребом, и когда слышал слово «красное», то представлял не прекрасный цветок, но кровь.

— Ты вдруг очень притихла, — сказала Ганима. — Что-то не так?

Джессика отрицательно покачала головой.

— Просто вспомнила, что мне сказал Лето сегодня утром, вот и все.

— Когда вы ходили в лесополосу? И что же он сказал? Джессика вспомнила взрослое выражение лица Лето во время утреннего разговора. Теперь у Ганимы было точно такое же выражение.

— Он рассказывал о временах, когда Гурни вернулся от контрабандистов под знамена Атрейдесов, — ответила Джессика.

— А потом вы говорили о Стилгаре, — проговорила Ганима. Джессика не стала спрашивать, каким образом это было известно внучке: близнецы без труда проникали в мысли друг друга.

— Да, говорили, — сказала Джессика. Стилгару очень не нравилось, что Гурни называл… Пауля своим герцогом, но Гурни заставил всех фрименов так его называть, а Гурни всегда говорил: «Мой герцог».

— Понятно, — промолвила Ганима. — И, конечно, Лето заметил, что сам он еще не стал для Стилгара его герцогом.

— Это так, — согласилась Джессика.

— Ты, конечно, знаешь, что он для тебя сделал, — сказала Ганима.

— Не уверена, что знаю, — призналась Джессика, и это признание очень ее обеспокоило, потому что она вообще не догадалась и не почувствовала, что Лето что-то для нее сделал.

— Он попытался разжечь в тебе память о нашем отце, — сказала Ганима. — Лето всегда хочет понять, как воспринимали нашего отца другие.

— Но разве… Лето не…

— Конечно, он может слушать звуки внутренней жизни. Это не подлежит сомнению. Но это не одно и то же. Естественно, ты говорила о нем, я имею в виду нашего отца, и говорила о нем, как о своем сыне.

— Да, — отрывисто произнесла Джессика. Ей не нравилось ощущение того, что эти дети могут делать с ней все что угодно по своему произволу, взламывать ее память, делая бесстрастные наблюдения, затрагивать интересующие их эмоции. Да ведь Ганима сейчас занимается именно этим!

— Слова Лето были тебе неприятны? — спросила внучка.

Джессика была потрясена охватившим ее гневом, который она с трудом подавила.

— Да… очень неприятны. Они обеспокоили меня.

— Тебе не нравится, что он знает нашего отца так же, как его знала наша мать, и знает мать так же, как знал ее отец, — заговорила Ганима. — Тебе не нравится, к чему это приводит — к способности знать и тебя.

— Я никогда раньше об этом не задумывалась, — Джессика заметила, что язык с трудом повинуется ее воле.

— Такое знание чувственной сферы действительно тревожит, — сказала Ганима. — Но в действительности ты просто предубеждена, потому что тебе трудно думать о нас не как о детях. Но нет ничего такого, что делали бы наши родители на людях или в приватной обстановке, о чем бы мы не знали.

На короткое мгновение Джессика испытала то же самое чувство, что и возле канала с Лето, правда, теперь ее реакция обратилась против Ганимы.

— Вероятно, он говорил о «половой чувственности» герцога, — высказала догадку Ганима. — Да, иногда Лето надо просто затыкать рот.