Дети дорог

– И хорошо. Сейчас я тебя вытащу, только не спрашивай как. У нас опять беда, без тебя никак не справимся…

– Я знаю. Только вытащи.

Наверху что-то зашелестело, а потом раздался нежный, тягучий свист, мгновенно наполнивший собой гулкую тишину комнаты. Какой-то неуловимо родной, чуткий, успокаивающий звук – он мгновенно снял неуверенность, страх, наполнил спокойствием.

Я смотрела на просвет между прутьями решетки и внезапно поняла, что могу в него протиснуться. Как змея в невозможно узкую, крохотную нору в скале.

Неказистое двухэтажное здание, расположенное в бедняцком квартале, – постоялый дом для небогатых рабочих и дорожных людей – уже вовсю полыхало с парадного входа, распространяя по узким переулкам запах дыма. Треск пламени не заглушал ни грубоватых смешков наемников, с арбалетами наперевес стоявших у каждого заколоченного досками окна или двери, ни воплей людей, запертых в горящем доме. Казнь, одна из самых страшных, что может быть применена к человеку. Сожжение заживо вместе со всеми близкими и родными – так поступают только с закоренелыми преступниками, которые продавали людей на корм теневым тварям и нежити, оберегая тем самым собственное гнездо. А здесь…

Дудочник огляделся, ища взглядом тоненькую фигурку Катрины. Девушка нашлась быстро – сидела на перевернутой здоровенной бочке, довольно улыбаясь и болтая ногами в модных остроносых сапожках. Тяжелый даже с виду револьвер, украшенный вычурной золотистой гравировкой, спокойно лежал у нее на коленях с взведенным курком, но бывшую дудочницу, похоже, совершенно не волновало такое опасное соседство. Заметив Викториана, девушка радостно замахала ему рукой, подхватила револьвер и легко спрыгнула с бочки.

– Вик! А я тебя заждалась! Смотри, как полыхает-то! Одна жалость – наверняка эти бродяги задохнутся от дыма раньше, чем до них доберется очищающее пламя. Говорила же, что не надо масла жалеть, нет ведь, сэкономили орденские денежки для своего кармана, прохиндеи. – Ганслингер недовольно сморщила хорошенький носик, когда улицу заполнил запах гари, а крики ромалийцев стали громче. Где-то раздался треск, на мостовую упала отлетевшая от заколоченного окна доска. Катрина досадливо топнула ногой, окрикнула опустивших арбалеты наемников: – Эй, не спите, вам деньги за что платят?! Чтобы ни один поганец не ушел, не хватало еще, чтобы это змеиное гнездо по всей Славении расползлось!

– Ты чего творишь?! – Викториан схватил девушку за плечи, встряхнул так, что расшитый капюшон соскользнул с аккуратно причесанной светлой головы. – Совсем рехнулась?! Это же люди! Люди, ты понимаешь? Не теневые твари, не нежить и не шассьи выродки! Люди!

– Это ты рехнулся! – Ганслингер вывернулась из рук бывшего напарника, отступила на шаг. – Жалеешь тех, кто укрывал шассу полгода? Жалеешь, да? А если бы та мерзкая тварь искалечила не меня, а тебя? Если бы у тебя отобрала то, ради чего ты жил, дышал и вообще существовал на этом свете? Что тогда? Продолжил бы их жалеть… или первым бросил бы факел на крышу, чтобы другим неповадно стало? Вик, они знали, что среди них живет шасса, знали и не донесли, никому не сказали, а когда я их допрашивала, как один говорили, что это их лирха, а не змея, не чудовище. Брось, они ведь бродяги, их и не считает никто. А за сожженный дом Орден внесет положенную виру в городскую казну.

– Ты сумасшедшая, – тихо и как-то горестно вздохнул змеелов и повернулся к наемникам, собираясь отдать приказ, но не успел. Почуял, как магия, заключенная в тяжелом револьвере, стянулась в тугую петлю, как от ганслингера повеяло железной окалиной, жаром кузнечного горна. Медленно повернулся, глядя в пустые, равнодушные глаза девушки поверх направленного на него револьверного дула: – И что ты собираешься делать?

– Пока ты не делаешь глупостей – ничего. Мы с тобой просто сядем и почтим память казненных во имя лучшей жизни для всех людей минутой молчания. Или получасом молчания – пока этот треклятый вертеп не сгорит дотла, а я не буду точно знать, что шасса сгорела вместе с ними.

– Или что ее там не было? – негромко поинтересовался музыкант, скользнув кончиками пальцев по чехлу с небольшой, почти игрушечной свирелькой, скрытому под плотной тканью рубашки.

Если он попытается достать инструмент, Катрина выстрелит без малейшего сомнения, а потом… в конце концов, труп можно закинуть в горящий дом и сказать, что с Викторианом из Ордена Змееловов произошел несчастный случай. Устраивать дотошное разбирательство вряд ли кому-то придет в голову, особенно с учетом сбежавшего из каземата чарана.

– Они не настолько мне дороги, чтобы я рисковал ради них своей жизнью.

– Вот и молодец. – Девушка широко, солнечно улыбнулась, но револьвер по-прежнему смотрел в голову змеелова. – Подождем вместе. А потом прогуляемся на охоту. Вместе, как раньше.