Дети дорог

– Ты чего? – Михей поспешно ухватил меня за запястье, накрыв чешую широким рукавом рубашки, и потянул за собой, на ходу отмахиваясь от желающих поблагодарить лирхину ученицу за спасение.

– Плохо ему. – Я тряхнула головой, разгоняя белесую муть перед глазами. – И становится только хуже.

– Успеем. – Конокрад на ходу сдернул с крючка теплый кафтан, сунул ноги в добротные сапоги и распахнул дверь настежь. – Ромалийцы долги всегда сполна отдают. Даже нелюдям.

Глава 8

Люди первыми придумали поговорку: «Не делай добра, и не будет тебе зла». Мудрое и, что прискорбно, часто подтверждаемое на практике высказывание. Если бы не ярко вспыхнувшее желание уберечь так доверчиво прижимавшуюся к нему во сне Змейку, Искра бы не только не полез на рожон к вампирьей «кукле», он бы еще и посоветовал девчонке согласиться на «выгодное» предложение.

Харлекин шевельнулся, и это почти незаметное движение всколыхнуло в глубине его тела вязкую муть, именуемую болью. Казалось, болело абсолютно все, даже то, что болеть в принципе не может, – конструкция не предусматривала. Попытка открыть глаза привела к сильному головокружению, а оно, в свою очередь, – к мерзкой, поднимающейся к горлу тошноте. Значит, по непонятной пока причине он почему-то отлеживается после ранения не в более совершенной, способной к быстрому восстановлению металлической форме, а в слабой и весьма чувствительной к повреждениям человеческой оболочке. Мало того что человеческое тело восстанавливается хуже и медленней, так еще имеет такие недостатки, как, например, чувство жажды.

Искра глубоко вздохнул, закашлялся и машинально слизнул с губ теплую соленую жидкость с хорошо знакомым металлическим привкусом. Тотчас кто-то приподнял его голову, и в горло потекла кисловатая прохладная влага, моментально утолившая жажду и унявшая тошноту в желудке.

– Поди-ка живой еще?! – с веселым удивлением произнес звучный мужской голос. – А мы уж тебя хоронить думали. Как здоровьичко?

Голос был смутно знаком харлекину. Кажется, именно его он слышал за дверью ромалийской ведьмы, пока Змейка выхаживала свою обессиленную наставницу. Был там рослый такой мужик, борода уже на две трети седая, а сил и ловкости побольше, чем у молодого. Он и белье чистое подносил, и ведьму обтирать помогал после того, как лихорадка отступила, да и Змейка постоянно звала его на помощь, когда сама путалась среди множества горшочков со снадобьями и похожих друг на друга веничков из лечебных трав. Неопытная еще, неумелая молоденькая шасса возилась с ромалийкой, как с родной матерью, еще и его самого гоняла нещадно, будто не харлекина, а схваченного за ухо мальчишку, слоняющегося без дела.

И самое страшное, что Искре это понравилось.

Понравилось быть частью этой деловитой суеты, частью жизни, где для каждого найдется свое место, где каждому в свое время окажут посильную помощь. Понравилось, как лицо его Змейки озарялось робкой благодарной улыбкой, когда обнаруживалось, что поручение выполнено вдвое быстрее ожидаемого, и выполнено хорошо, правильно.

«На совесть», – сказал тогда тот самый бородатый мужик, имя которого Искра запомнил далеко не сразу. Смешно, право слово. Откуда у металлического харлекина, оборотня, живущего за счет людской плоти и крови, такое странное качество, как совесть? Ее и не у каждого человека-то встретишь…

– Не дождетесь. – Искра осторожно приподнялся на локте, а потом медленно сел, проигнорировав помощь ромалийца. Боль раскаленными зубами вгрызлась в правое плечо, стрельнула в руку, плотно примотанную к телу, и неохотно затихла. – Змейка где?

– Это Мия, что ли? Так вон она, спит.

Чуть в стороне, на куче соломы, действительно лежало нечто, завернутое в одеяло так, что признать в нем шассу удалось лишь по тонкой руке с бледно-розовыми пятнами от сошедшей чешуи на смуглой коже и еще по серебряному браслету, увешанному бубенцами. Лицо девушка прятала в сгибе локтя, в растрепанных черных кудрях запутались соломинки, а из-под нижнего края одеяла выглядывали маленькие ступни с длинными пальцами. Харлекин невольно улыбнулся, потянулся к шассе здоровой рукой, чтобы убрать из ее волос золотистые стебельки, но ромалиец торопливо перехватил его запястье, не давая притронуться к девушке.

– Оставь ее, она только полчаса, как заснула. Мало ей возни с Ровининой лихорадкой было, так еще и тебя выхаживать пришлось. Не буди девочку, дай отдохнуть, хватит с нее на сегодня. – Михей – Искра наконец-то вспомнил его имя – тяжело опустился на ворох соломы, покрытый овчинным тулупом, задумчиво огладил коротко остриженную седую бороду. – Что произошло? Тебя так измолотили, словно не с вампирьей «невестой» дрался, а с каменным драконом, у которого пасть пошире дверного проема будет.

Ромалиец сунул руку в солому, пошарил там и выудил на свет потолочного масляного фонаря покореженный кусок металла с острыми зазубренными краями, изуродовавшими некогда гладкую стальную пластину. Кусок брони харлекина, безжалостно отодранный от тела и почти разорванный пополам с силой, которая не снилась вампирьей «кукле».