Дети дорог

То, что есть в этом городе чудовище пострашнее и попрожорливее Искры, никого, разумеется, не волновало. Стадо боится лишь тех волков, которых видит пред собой. Огромная, донельзя расплодившаяся стая, живущая в лесу по соседству, их не волнует – о тех, кто серыми тенями рыщет вдоль загона, пускай пастух и его собаки беспокоятся.

Не дождетесь. Если Загряда хочет откупиться от змееловов, то пусть делает это не за наш счет. Я ухватилась за золоченую нить обеими руками, уже покрытыми чешуей, с силой дернула, стараясь оборвать колдовскую пуповину, намертво связавшую Искру с подавляющей волей дудочника. Еще раз дернуть, и еще, срывая золотистую чешую о жесткую, неподатливую и кажущуюся колючей петлю. Нить лохматится, но не рвется, чужая воля слабеет, но я чувствую, как дудочник торопится, как гонит прочь каждого, кто имел глупость ему помешать, ощущая, что жертва вот-вот сорвется с крючка.

– Вставай! – Я беззастенчиво лягнула харлекина твердым носком башмака куда-то в живот, отозвавшийся металлическим стуком. Он вздрогнул, поднимая тяжелую голову, и трепещущая паутинка в моих руках стала более тонкой и рыхлой. Еще рывок – и она разойдется окончательно. – Поднимайся! – Я пнула его еще раз, на этот раз так сильно, что едва не отбила себе ступню даже сквозь ботинок и шерстяной носок. Ощущение, будто бы скалу пытаюсь сдвинуть.

Нить в моих руках нагрелась, обжигая даже сквозь чешую.

– Искра, встань!!!

Он вздрогнул, сильная ладонь прижала меня к жесткому плечу, острые когти прошили и без того продырявленную свиту и коснулись моей кожи.

Колдовская удавка натянулась до предела и оборвалась с пронзительным, стеклянным звоном…

Упустил!

Змеелов отнял вычурную золоченую дудку от губ и негромко, зло выругался. Коротко, по-мужски стриженная женщина в теплой куртке усмехнулась и почти радостно хлопнула ладонью по широкому кожаному поясу, на котором висела закрытая кобура с оттиском Ордена на боку.

– Что, сорвалась рыбка с крючка? Стареешь, ой, стареешь. Сколько у тебя уже проколов не было, особенно в этом городе? Уж на что простое задание…

– Замолчи, – коротко приказал дудочник, и женщина осеклась так резко, будто бы и на ее горло набросили невидимую удавку. – Нашей рыбке кто-то помог.

– Но здесь есть только одно существо, способное оборвать твою мелодию, – осторожно сказала ганслингер, нервно барабаня пальцами по кобуре, скрывающей именной револьвер. – Зачем ей это делать, если приглашение порыбачить было доставлено от ее имени?

– Ты меня спрашиваешь? – Музыкант бережно убрал инструмент в чехол на поясе и направился к выходу с площади. – Госпожа города Загряды – своенравная и непредсказуемая тварь. Возможно, ей стало скучно и она захотела сменить правила игры. Возможно, я зацепил не того, кого нужно, хотя я сомневаюсь: одного чарана на это захолустье более чем достаточно, и второго быть не должно.

– А не могло случиться так, что эта таинственная Госпожа внезапно передумала?

Дудочник на секунду задумался, а потом неопределенно пожал плечами:

– Могла и передумать. Она – чудовище, нелюдь. А значит, поддается сиюминутным желаниям. Но мы уже подписались на уничтожение пока что неизвестной твари, сожравшей дочку местного богача, а значит, должны предъявить доказательства качественно сделанной работы.

– Ты уверен, что в этом замешан чаран? – Ганслингер оттолкнула подвыпившего мужика, нетвердо державшегося на ногах и потому не убравшегося с пути достаточно проворно, хладнокровно пропустила мимо ушей грязную площадную ругань и невозмутимо прошествовала к людям, толпившимся вокруг тела на мостовой. Этих расталкивать не пришлось – увидев герб Ордена Змееловов, белой нитью вышитый на черной перчатке ганслингера, горожане торопливо расступились, пропуская к трупу наемника охотников за нечистью.

– Посмотри на его горло. – Музыкант остановился в шаге от мертвеца, лежавшего навзничь в луже собственной крови. – Ты знаешь кого-нибудь еще, чьи когти по остроте не уступают хорошему ножу? Нет, это наша рыбка отмахнулась. И ушла невредимой, зараза такая…

– Думаешь, далеко успела?..

– Вряд ли. – Змеелов перешагнул через лужу крови, уже начавшую сворачиваться, и торопливо двинулся прочь, на ходу доставая дудочку. – Созывай наемников, хватит ворон считать на площади, не за это им орденским золотом уплачено было. Даю пять минут, а потом я пойду по спирали начиная с этой улицы, а вы – сразу за мной с отставанием в десять шагов. Никуда чаран не денется, не мы, так Госпожа ему сбежать не даст. Все, время пошло.

Женщина коротко, по-военному, кивнула и скрылась в толпе. Дудочник лишь криво усмехнулся и отвернулся, оглаживая кончиками пальцев теплые, будто изнутри подогретые металлические бока узорчатого инструмента, украшенного янтарной капелью. Вот она где, душа музыканта, прячется, где хранится его сердце и искренняя привязанность. В ганслингеры идут от отчаяния и безысходности в надежде, что именной револьвер принесет им отмщение, а в дальнейшем – почет и уважение.

Не тут-то было.