Дети Древних

Следующий лагерь я разбил около широко бегущего ручья с очень чистой водой, что была перегорожена плотиной. Одна трудолюбивая пухленькая девица рубила дерево, чтобы укрепить её: я стал ей помогать, и мы разговорились. Я быстро полюбил девушку, и мы долго жили вместе в её удобном доме на берегу. Когда родился мальчик, я очень захотел вернуться к моему племени и, ну да, к отцу, который с давних пор летал где-то в более холодных краях, чем мой тогдашний, но на наш общий зов откликался. Мне хотелось похвастать своим счастьем перед ними всеми.

— Я никуда не пойду от моей родной воды, — сказала женщина, — мои ноги неуклюжи и не годятся для такого путешествия. А наш сынок слишком мал, чтобы его тебе доверить.

Но я ушёл от них — ненадолго, как я думал. Когда же вернулся — красивый дом был заброшен, запруда сломана, а моя Женщина-Бобр давно покинула эти места. Я долго плакал, сидя на берегу узкой струйки воды; есть я не мог и сильно ослабел от горя. Но тут подошла ко мне милая женщина, вся в чёрном глянцевом меху, и предложила мне мёду и ягод. Я поел, улыбнулся, и мы тотчас занялись любовью.

С нею мы родили целых двух детишек сразу, одного совершенно такого же, как я, а другого точь-в-точь в неё. Однако и тут случилось несчастье: когда настала зима, она непременно захотела улечься спать под корнями огромной ели. Мне же стало скучно, и я ушёл, а весной не сумел отыскать ни берлоги, ни жены, ни моих милых медвежат.

Зато летом я встретил изящную и быструю олениху, и мы с ней жили целых счастливых два года. Она родила мне детей, похожих на меня, и детей, похожих на неё. Но потом мы расстались — не мог же я драться со всеми рогатыми претендентами подряд.

Редко, но были среди моего потомства и потомства Вигура такие, что легко меняли обличья: шкуру на кожу и шкуру на иную шкуру. Их я любил более всего и охотней всего признавал сыновьями, братьями и друзьями. А что такое для нас друг-брат, ты понимаешь? Брат единородный не выше «друга в жизни и смерти». Такие узы двух мужчин созидаются в самой ранней юности, и разрушить их способна лишь гибель обоих. Это суть товарищества без мысли об удовольствии или выгоде, но для моральной поддержки и вдохновения. Один клянется умереть за другого, если будет нужно, и ни в чем не откажет брату, но и брат не потребует ничего, что расходилось бы с самыми высокими понятиями, впитанными с молоком наших родительниц.

Не по моей вине священные узы были преходящи — люди и звери живут так мало! Так и получалось всё былые столетия: я умножал свой подвластный народ и порождал людей, которые заключали друг с другом союзы различного вида и смысла, но сам оставался одинок.

Теперь я стар и понимаю, что это было мне наказание и проклятие, потому что во имя блага всех поднял я руку на родного отца.

Рассказав это, Унктоми поник головой.

— Так ли это было напрасно — и твоя дерзость, и уроки, что ты получил? — спросила Марина. — Говорят о тебе, Паук, что ты, как никто, умеешь чаровать и быть остроумным перед женщинами любой земной крови. Вот бы ещё догадаться, ради чего ты расстилаешь передо мной покрывало своего красноречия.

— Кто из ветров надул тебе в уши сплетню? Хастур или Тёмный Ветер Кохинор? — спросил Унктоми сердито. — Судя по цветистости выражений — Кахин. Вот кому хорошо с избытком: умеет обольщать не одними словами, не то что я.

— Никто мне такого не говорил, — ответила девушка и приложила руку к груди.

Гладкий металл протестующе обжёг холодные пальцы.

«Зеркало, — подумала она. — Кахин дал мне зеркало, отделённое от того, большого. Или рождённое им. Или даже то самое. Это оно передаёт».

Как такое согласовалось с реальностью, девушке не было дела. Много ли было в её теперешнем бытии такого, что совпадало с привычными представлениями?

— Я узнала, или угадала, или сказала наобум, — ответила она. — Не всё ли равно, если это правда? Если ты подтвердил, что это так и есть?

— Если ты хочешь, так оно и будет, — кивнул Паук.

Ещё девушка хотела было сказать, что хотя и тот, и другой в равной мере краснобаи, Египтянин по сути уродлив, в отличие от Индейца, который всего лишь стар. Но решила придержать язык: чужая тайна — не её тайна. И, похоже, этому хитрецу, что плетёт свои сети, только дай повод…

— Как это получается, — спросила вместо ответной реплики. — Ты праотец людей и зверей, а тот, кого называешь отцом и Хастуром, выходит, ещё и древней тебя? Сколько же вам тысячелетий?

— Когда не было ни земли, ни воды, предвечный ветер уже веял над бездной, — ответил тот, садясь на край широкой медвежьей постели. — Смирял он разрушительный хаос или создавал плодотворный из закоснелого порядка — кто скажет, кто решит за тебя, кроме тебя самой?

— Я такая важная? — спросила Марина.