Дети дупликатора

О причинах собственного зависа в Зоне Ваня не знал, но догадывался. Тараненко отчего-то не желает, чтобы Сиверцев торчал в городке и институте, поэтому попросту убрал его в Зону да и всё. Догадывался Ваня и о мотивах такого поведения шефа. Тараненко боялся, что Ваня разболтает кому-нибудь что-либо запретное. Например, всё, что невольно увидел во время самого своего первого выхода в Зону, ещё не на стандартную вахту, а в короткий трёхдневный рейд. Как раз, когда закончилась история с монстром-псиоником, похищавшим сталкеров. Правда, относительно монстра Сиверцев ничего разболтать не мог, потому что его изучением почти не занимался — так, делал однажды заключение по поводу одного материальчика — и всё. Однако история монстра каким-то образом переплеталась с историей предмета, который сильные мира сего именовали дупликатором и явно намеревались захватить.

Провалилась их попытка: сталкер по кличке Псих каким-то образом умудрился обмануть всех и удрать в Зону, где, по-видимому, и пребывал до сих пор никем не пойманным, если только не погиб за неполные шесть месяцев. Дупликатор, насколько Сиверцев мог судить, тоже не нашли — Псих подсунул заинтересованным людям не то муляж, не то копию, которую так и не смогли привести в рабочее состояние. Как это Психу удалось — неведомо. Провести Тараненко — это из области фантастики, а уж Покатилова, даже пережившего несколько мощных официальных наездов, и подавно. Но Псих сумел. Недаром, видать, его так обозвали…

Самое обидное состояло в том, что Сиверцев толком ничего и не знал. И разболтать ничего особо не мог. Однако Тараненко по всей видимости боялся и тех крупиц, которые Сиверцеву были известны. Но всё чаще невольно вставал вопрос: что ж теперь Ване — сидеть на заимке до скончания веков? Рано или поздно ооновцы взвоют, потому что всем вахтовикам положена регулярная реабилитация, а с подобными вещами в Европе строго, это не Россия с Украиной и Белоруссией, который уже век не вылезающих из тотального разгильдяйства и наплевательства на всё и вся. Узнают наблюдатели — даже Тараненко вздрючат, невзирая на его связи и регалии.

— Х-холера, — мрачно изрёк Сиверцев и принялся загружать образцы в сейф-холодильник.

— Вань, — жалобно сказал Коля Бортко. — Я-то ни в чём не виноват… Это всё Николаич комбинирует…

— Знаю, — буркнул Сиверцев. — Но всё равно злюсь. Извини.

— Извиняю, — вздохнул Колюня с некоторым облегчением. — Как выход-то?

— Более-менее. — Сиверцев закончил с сейфом и образцами и захлопнул дверцу, после чего подсел ко второму свободному терминалу — надо было ещё слить ролик о червяке и тут же попробовать отправить его в институтскую базу, раз уж связь с утра есть. — За вторым сенсором в рощице какая-то дрянь животная обосновалась, то и дело вопит. Аж уши закладывает. И псина оттуда прибежала реально невменяемая — Филиппыч её пристрелил. Поглядели — а в голове у неё паразит какой-то неизвестный, червеобразный. У псины в черепе фистула, почти точно на темени, кровоотделения практически нет, только лимфа и, по-видимому, ликвор.

— Червеобразный? — Колюня брезгливо сморщился. — В голове? Тьфу, мерзость какая…

— Слыхал о таком? — поинтересовался Сиверцев, вынимая комп и налаживая передачу ролика.

— Нет, никогда.

— Я тоже.

— Сколько же здесь гадости всякой, мама дорогая! — Колюня покачал головой. — Никогда мы эту клоаку не разгребём. Так и будет нарывом поганым на теле матушки Земли.

Сиверцев состроил скептическую гримасу:

— А что, кто-то пытается разгребать? Качают бабло нашими, Колюня, руками и живут красиво подальше от сюда. Без грязи, без радиации, без тварей мерзких с червями в голове. Сколько лет уже всё это длится! И растёт ведь Зона, растёт непрерывно!

— Это да, — согласился Бортко. — Раньше от заимки до кордона за час-полтора добирались, а сейчас и за четыре не всегда…

Сиверцев слил ролик с переносного компа в память терминала, вяло потыкал иконку вызова базы, но связь если с утра и была, успела присохнуть. Индикатор трансфера еле-еле теплился жёлтеньким. Понятно было, что ролик сейчас не уйдёт. «Ну и фиг с ним, — подумал Сиверцев ожесточенно. — Когда уйдёт, тогда и уйдёт».

Он встал, дёрнулся было в сторону лаборантской, но, не сделав и шагу, замер. Теоретически неплохо было бы посидеть над вечерними данными, систематизировать их, не торопясь по полочкам разложить, сравнить со средневзвешенными, попробовать понять по какой причине есть разница, а там и за утренние приниматься. Но желание работать начисто отпало.

О причинах нетрудно было догадаться — Сиверцев морально приготовился к окончанию вахты, к возвращению в городок, к отпуску, чёрт возьми! К визитам в «Ать-два» и «Вотрубу», к пиву, наконец, которого не пил уже три месяца. Спиртяга спиртягой, но и более благородным напиткам должно найтись место в жизни простого цитолога-исследователя. Но в итоге ему выпал не отпуск, а четвёртая подряд вахта.

«Хрена вам, — подумал Сиверцев мрачно. — Не стану я работать! У меня этот… как его… выходной, вот! И гори оно всё!»