— Вы каждый день его пьете? — спрашивает юная продавщица у седого художника, девушки между собой зовут его Доном
, по названию любимого им вина.Продавщица не осуждает художника, просто ей интересно.
— Не каждый, но… да.
Она, все так же учтиво:
— А как?
чуть-чуть илиОна не умеет лучше спросить — он понимает, не обижается. Кстати, пьют теперь меньше: совсем, например, перестали дарить самогон. Курят тоже поменьше, осторожней водят машины — лихачи образумились или погибли, и детей стали бить много реже — город N. несмотря ни на что движется в сторону Запада, и гораздо быстрее Москвы.
Там порядок — ровная плитка, широкие тротуары и никаких ларьков. Тут с порядком похуже, но нет и мучительства — бетонных перегородок, шлагбаумов в каждом дворе, принудительных расселений, и однополая пара родителей хоть и выглядит необычно, но к ним совершенно терпимы, насколько можно судить: в отличие от государства жители города N. начали уважать
О названии города. Литератор, известное дело, хуже свиньи:
, Калинов (драма «Гроза»), , Горюхино, одним словом — N., только бы не огорчать Семичастного.«Мир не ломается, что ни случись»: происходят истории (скорей анекдоты), но наблюдательность притупляется — от чересчур непосредственного знакомства с предметом, слишком близкого рассматривания его. Видеть и удивляться — для этого нужно правильное соотношение старого с новым, знакомого
незнакомым. А чтобы вызвать сочувствие, бывает достаточно и поверхностного, моментального знания.Ольга Л., тридцати с небольшим лет, приехала из соседнего городка за компанию с другой женщиной, директором детского сада:
— Не примете, доктор?
Кардиолог Ольге не нужен, сердце здоровое, но у нее тяжелый сахарный диабет.
есть? — Сгорел.Как может сгореть
? — он же на батарейках. Оказалось — буквально сгорел, в пожаре, устроенном алкашом-соседом. Детей успела спасти (детей трое), живут в подсобном помещении детского сада, мужа у Ольги нет.— А сосед — спасся?
— Какой там! — Развеселилась: — Курочка гриль!
Бывают пожары и в городе N. Сгорел одноэтажный дом в центре, погибла женщина. Через окно передала детей мужу, сама выбраться не смогла.
Сообщили: начальство, уже не на «Волгах», на автомобилях куда серьезнее, берет данное происшествие под личный контроль. Что это значит: семье дадут новый дом? — нет. Есть еще пожелания у пострадавшего? — чтоб в покое оставили, и — глазные капли с антибиотиком. Последняя просьба, видимо, слишком мелкая, да и нету способа удовлетворить ее, закупки лекаанируются сильно вперед.Министр хочет пройтись по больнице. Халатик поверх пиджака, бахилы (бессмыслица, если думать о чистоте):
— Что, дедуль, — кричит старику восьмидесяти лет, — разрешает доктор сто грамм-то, нет?
— Я не алкоголик, — отвечает старик. — И слышу вас хорошо.
Министр с ним переходит на «вы», спрашивает о быте. Тот жалуется: пенсии едва хватает на оплату коммунальных услуг, а еще лекарства, еда…
— У вас есть права, вы просто не знаете, как ими пользоваться, — перебивает министр, с досадой машет рукой.
«Островом называется часть суши, со всех сторон окруженная водою». Рассказывал пациент-реставратор: начальнику, самому главному, понравился монастырь на Валдае, ему вообще нравятся монастыри. Этот находился на острове — видимо, неслучайно. Начальник распорядился построить мост — связать остров с сушей, и остров тем самым был уничтожен, из лучших чувств. Они могут кое-что разбомбить, и это привлекает к ним интерес, как ко всякой опасности, но вот обеспечить больницу таблетками и медсестрами начальство не в состоянии, и потому его власть не стоит, как выражался другой пациент, грузин,
В городе N. нет такого начальства, чтобы построить мост, тем более — что-нибудь разбомбить. Невысокого роста, крепкие, хоть и склонные к полноте, мужички с
— они с ними не расстаются, даже когда в церковь ходят, на Пасху. От предыдущего градоначальника, когда он съехал с квартиры, которую занимал, и совсем из города, остался только десяток огнетушителей — тем и запомнился. А боятся они лишь начальства :— Приезжал генерал, кричал на Павла Андреевича… — его секретарша забежала за какой-то бумажкой в больницу, рассказывает, заходится от восторга. — Так кричал, так кричал, что Павел Андреевич… — внезапно, фальцетом, на весь коридор: — Усрался!