Дети джунглей (сборник)

— Я ему расскажу, — пообещал Санчес и посмотрел на медный кастет, лежащий у Дейва на ладони. — Спасибо вам, мистер Кэмп, — добавил он. — Он мог бы…

Дейв улыбнулся ему в ответ.

— Нет, — сказал он, — это тебе спасибо, Санчес. И Санчес улыбнулся ему в ответ, несмотря на то, что не совсем понял смысл слов учителя.

Эпидемия

Август накрыл жарким пологом все и вся. Август дышал воздухом из жерла раскаленной печи. Все избитые сравнения годились для этого жаркого августа, и город носил август словно грязную фланелевую рубашку.

И в августе в барах вежливой публике, которая напивалась, чтобы избавиться от жары, подавали виски со льдом в высоких стаканах или джин с тоником. Но никто на улице Бауэри не пил, чтобы охладиться. На улице Бауэри все времена года были словно близнецы, слитые в один тяжелый туман нескончаемых воспоминаний. Пьешь, чтобы подавить воспоминания, но алкоголь лишь усиливает их.

И в сообществе приверженцев Бахуса начинаешь чувствовать себя членом определенного братства. Все остальное в прошлом. Любимая девушка – в прошлом, агентство – в прошлом, вся жизнь – в прошлом, все слилось в одну емкость в виде бутылки кислого вина. У других тоже ничего нет. Остальные сначала были лишь лицами, но через некоторое время эти лица обрели значимость, стали членами нашего эксклюзивного братства, касты живых мертвецов. Они стали твоими братьями. Вшивые, бородатые, взъерошенные, потные, потерявшие человеческий облик, они тем не менее стали твоими братьями. Мир над Четырнадцатой улицей существовал лишь в воображении. Улица Бауэри стала твоей жизнью, а ее обитатели – твоими друзьями и соседями.

И если твое имя Мэтт Корделл, то в тебе есть что-то, что делает тебя неотъемлемой частью братства твоих друзей и соседей.

А мое имя – Мэтт Корделл.

***

У моего друга и соседа все лицо было в крови. Моего друга и соседа звали Анджело, и он пытался что-то сказать, но его губы распухли и кровоточили, а все передние зубы были выбиты. Он никогда не был красавцем, этот Анджело, но теперь его лицо стало совершенно неузнаваемым, а слова, которые срывались с разбитых губ, были невнятны, и разобрать их почти невозможно.

– Кто это сделал? – спросил я. Я был лишь одним из окружавших Анджело лиц. Все эти лица погружались в алкогольный туман, но при виде Анджело пьяный ступор словно испарился. Мы сгрудились вокруг него, как будто держали пари в пьяной игре. Он замотал головой, разбрызгивая по сторонам капли крови.

– Не знаю, – пробормотал он. – Не видел. Не мог.

– Как это не знаешь? – удивился Дэнни. Дэнни был высоким и худым пьяницей, который, насколько я помню, уже давно скитался по улице Бауэри. Ходили слухи, что Дэнни когда-то был преподавателем истории в одном богатом колледже для девочек в северной части штата, пока не влип в какую-то историю. Дэнни не выносил насилия, о чем свидетельствовали острый угол его косматых бровей и твердая линия губ.

– Не видел – кто, – пробормотал Анджело и покачал головой. – Вот так-то! Все произошло очень быстро.

– У тебя были деньги? – спросил я. Анджело попытался улыбнуться, но разбитые губы не повиновались ему.

– Деньги? Это у меня-то? Нет, Мэтт. Никаких денег.

– Тогда бутылка? У тебя была при себе бутылка?

– Нет.

– Тогда зачем кому-то понадобилось… – начал было Дэнни.

– Не знаю, – недоуменно сказал Анджело. – Меня ударили по затылку, а когда я оказался на земле…

– То же самое произошло с Фрицем, – сказал Фарво. Фарво был толстяком, который непрерывно моргал. Он все время моргал, потому что старался не видеть картину, стоящую у него перед глазами с тех пор, как его жена пустила себе пулю в голову. Мы все знали, почему он моргает, поэтому никогда не обращали на это особого внимания. Люди становятся добрыми соседями, когда их общая участь – отчаяние.

– И с Диего тоже, – сказал Марти. – Все то же самое, и вокруг никого не было. Очень странно.

– А ты не думаешь, что это копы? – спросил Дэнни.

– Нет, – ответил я.

– Почему?

– Да зачем это копам? У них нет причин для такого повального избиения. Это уже шестой избитый за неделю.

– Копы – мастаки на такие вещи, – сказал Фарво, моргая.

– Только когда у них есть на то причина.

– Копам не нужно никаких причин, – сказал Марти. Ему никто не ответил. Мы поставили Анджело на ноги и потащили его к Профессору. Профессор когда-то был аптекарем, пока не начал употреблять наркотики, к которым у него был доступ. Однако он еще не забыл, как обрабатывать раны. Однажды он мне здорово помог, а теперь помог Анджело. Он закончил перевязку и спросил:

– Что ты собираешься делать, Мэтт?

– Не знаю, – ответил я.

– У нас ведь коммуна, ты знаешь, – продолжал он. – Возможно, это самая дрянная в мире коммуна и, возможно, члены ее – все свиньи, но это еще не причина, чтобы отправить их на скотобойню.

– Ага, – согласился я.

– Ты сталкивался с чем-то подобным прежде? Ты ведь когда-то имел детективное агентство. Тебе никогда не приходилось…

– Нет, мне не приходилось иметь дела ни с чем подобным, – перебил его я.

– Так что же нам делать?

– Держать ушки на макушке, – ответил я. – Мы найдем виновного.