Дети Эдема

Она показала мне свой дом в один из тех вечеров, когда мы гуляли по городу. Помню, я жадно рассматривала это небольшое удобное жилище. Большинство домов в Эдеме соединены друг с другом, жилища примыкают одно к другому по периметру двора или, в торговых районах, образуют ряд помещений на верхнем этаже, но ее дом от соседних был отделен и походил на наш. Правда, гораздо меньше, но когда мы стояли снаружи, прижавшись друг к другу плечами так, что ее сиреневые волосы сплетались с моими темными локонами, казалось, что выглядит он очень приветливо, очень уютно. Даже в тот поздний час одно окно было ярко освещено – там, по словам Ларк, работал глубоко за полночь ее отец.

Вот сюда-то мы с Лэчлэном и отправились, выскользнув из Серпантина.

– А ты уверена, что сможешь остаться? – спрашивает он. – Что она пустит тебя и никому ничего не скажет?

– Сто процентов, – говорю я. – А вот ты сможешь заставить Флинта больше не настаивать, чтобы мы никогда не встречались?

– Конечно. Правда, мне и самому не очень-то нравится…

– А что, у нас есть выбор? Непохоже, чтобы у меня было много друзей среди перворожденных.

– Возьми на всякий случай. – Он подтягивает рубашку и вытаскивает из-под пояса пистолет.

Я делаю шаг назад.

– Зачем? Нет, я не могу, – запинаюсь я. – Мама…

– Да все я понимаю, – ласково говорит он, откидывая прядь волос с моей щеки. – Но если дело до края дойдет, может, это поможет тебе избежать ее судьбы.

Я крепко зажмуриваюсь… и тянусь за пистолетом.

– Только я не знаю, как с ним обращаться, – говорю я, прикидывая эту незнакомую штуку на вес. Небольшая, но тяжелая.

Он показывает мне, как вытаскивать пистолет из сделанной точно по его размеру кобуры (я настолько не разбираюсь в этих вещах, что сначала она показалась мне частью самого оружия) и где расположен спусковой крючок. – Нажимай на курок медленно, потом стреляй, вот так. – Он показывает, как именно, накрывая мою ладонь своей и кладя свой указательный палец на мой.

– Вряд ли мне удастся воспользоваться им, – сопротивляюсь я, но он качает головой.

– Ты еще сама не знаешь, на что способна. Да и никто из нас не знает, пока не прижмет. Но ты столько всего испытала за последнее время – и выдержала испытание блестяще. Как в Серпантине, когда этот зеленорубашечник собирался прикончить меня, а ты…

– Не надо! – резко бросаю я. Мне все еще чудится запах крови. Думаю, это уже навсегда. Мне не хочется вспоминать то, что я сделала. Я стараюсь убедить себя, что в том нет моей вины, что я хотела только припугнуть зеленорубашечника, а умер он лишь потому, что Лэчлэн заставил его подняться. Случайность. Можно простить.

Но в глубине души знаю: если бы он отказался бросить оружие, если бы я на самом деле считала, что он может наплевать на мои угрозы и сейчас убьет Лэчлэна, я бы воткнула ему нож в горло вполне сознательно, без колебаний.

И это знание страшит меня. Как и то, что я даже не пытаюсь заставить Лэчлэна забрать пистолет, а сую его под рубашку, где он, холодный и твердый, вдавливается мне в живот.

Есть во мне что-то такое, чего я сама не понимаю. То, что мне не нравится.

Но, увы, все это может пойти на пользу, позволит мне и людям, мне не безразличным, остаться в живых.

Он собирается уходить, и меня мгновенно охватывает паника.

– Останься.

Он качает головой.

– С родителями Ларк у тебя проблем не будет. Ведь у тебя теперь новые глаза. – И он подмигивает мне своими – глазами второрожденного.

– Но ведь я их еще даже не видела, – говорю я. – Искать зеркало, находясь под прицелом, времени особенно не было.

– Что это за люди?

Я жду, что он скажет: на вид славные, может даже, назовет их красивыми. Назовет меня красивой. Но он вздергивает подбородок и долго раздумывает, слишком долго, чтобы сказать что-то приятное.

– Они… не такие, как ты.

Я чувствую, что лечу в пропасть. Не нужны мне эти дурацкие линзы. Я просто хочу быть самой собой, счастливой и благополучной. Я опускаю голову, чтобы спрятать от него глаза.

Лэчлэн берет меня за подбородок, заставляет поднять голову и посмотреть на него.

– Рауэн, она внутри. Ты ведь что-то совсем другое, вовсе не все это. – Он обводит меня рукой от макушки до пят и обратно. – Ты – вот это. – Его ладонь ложится мне на сердце. Я слышу, как оно бешено колотится о нее.

Он притягивает меня к себе… но целует только в лоб.

– Скоро рассвет. Заходи. Я вернусь за тобой, как стемнеет.

Не говоря более ни слова, он решительно отходит и через мгновение теряется в готовой вот-вот рассеяться ночной мгле.

Я тянусь к двери и, не успев еще постучаться, вижу, что в одной из комнат, приглушенный занавеской, горит свет. Это не то окно, что я видела освещенным раньше. Окно в комнате отца Ларк. Занавеска сдвигается, за ней смутно мелькает чье-то лицо. Кто это, Ларк? Может, она видела, как Лэчлэн прикасается ко мне, целует?

Я стучу и жду ответа. Жду.

Дверь открывается. На пороге стоит не Ларк, а женщина лет сорока с немного опухшим от сна лицом, длинными светлыми волосами, наспех собранными в пучок на затылке.

– Да? – В голосе слышится скорее любопытство, нежели участие.