Дети Эдема

Я осторожно подхожу к родительской спальне. Вот тут, наконец, различимы некие признаки беспорядка. Разбросано постельное белье. Он что, преследуемый чувством вины, забыл застелить кровать? Или просто не знает, как это делается, ведь обычно этим мама занималась? Или не может спать в супружеской постели после ее смерти? Не знаю, но, по крайней мере, в доме хоть что-то изменилось.

Не будь он сделан из камня, право, я с наслаждением сожгла бы его до основания.

Спальня пуста, остальные комнаты тоже. Отца дома нет. Может, на работе, может, строит планы, как еще с кем-нибудь расправиться. А может, если только хоть капелька совести осталась, пьет и собирается с силами, чтобы прыгнуть с крыши самого высокого здания в Эдеме? На душе становится горько, жжет ненависть, и бороться с ней я не в силах.

Я впускаю в дом Ларк.

– Мы одни, – говорю я и веду ее в отцовский кабинет. Мы ищем его пропуск. Остается надеяться лишь, что он не на работе допоздна засиделся, а пребывает где-нибудь еще. Потому что если на работе, то пропуск при нем. И тогда совершенно непонятно, что делать. А ведь могут понадобиться и еще какие-нибудь коды, без которых в Центр не проникнешь. Лэчлэну все это должно быть известно досконально, а вот в себе я совершенно не уверена. Где же Лэчлэн?

Я начинаю копаться в отцовских бумагах.

– Что, никак не найдешь? – спрашивает Ларк, беспокойно глядя в сторону входной двери, прислушиваясь, не приближается ли кто к дому. Я уже и сама близка к панике. А что, если пропуск действительно при нем? Придется дожидаться отца и отнимать нужное силой?

Наконец все же нахожу. Пропуск валяется среди других бумаг в ящике так, словно отец в спешке пытался от него избавиться.

– Есть! – победно кричу я, поднимая находку над головой. – Думаю, больше нам ничего не нужно. Похоже, отец не особо заботится о мерах безопасности.

– Тогда пошли, – нетерпеливо говорит она. – Он может каждую минуту вернуться.

– Погоди, посмотрю все же, вдруг еще что-нибудь полезное найду. Почем знать, что нам может понадобиться, когда в Центре окажемся. – А еще, думаю, вдруг наткнусь на что-нибудь, бросающее на него тень, то, что можно при случае использовать против отца как инструмент давления. Или что-то полезное для Подполья. Я быстро просматриваю каждый лист, каждый клочок бумаги.

– Ну же, живее! – нервно говорит Ларк, переминаясь с ноги на ногу.

Поздно. Я слышу, как поворачивается дверная ручка. Неверной походкой отец тяжело шагает по коридору.

Я сую руку под блузу и нащупываю на поясе пистолет.

– Нет, – говорю я мягко-мягко, напоминая себе, что я хорошая девочка, хороший человек. По крайней мере, лучше отца. Если он не войдет в кабинет, отправится прямо в спальню, можно будет выйти из дома незаметно.

Слышится его голос. Он что, не один пришел? Я подхожу ближе к закрытой (но неплотно) двери и вслушиваюсь.

– Я не виноват. – Голос звучит жалко, умоляюще. Никогда не слышала, чтобы он так говорил. – Так не должно было случиться.

Я выжидаю, но никто не откликается. Он один, сам с собою разговаривает.

– Сюда, живо, – бросаю я и тяну на себя закрепленную на хорошо смазанных пневматических петлях дверь, замаскированную под книжный шкаф. Ларк ступает в скрывающуюся за ним нишу, и я закрываю дверь. Но не до конца, потому что иначе открыть ее можно будет только снаружи. А мне не хочется, чтобы Ларк оказалась в ловушке, если что-то пойдет не так. Выхожу на цыпочках. Знаю, что веду себя глупо, но чувствую, что должна увидеть отца. Правда, не знаю, хочет ли он со мной увидеться.

– Я должен был стать хорошим примером, человеком, который создал Эдем в собственной семье. Неподкупным, ничем не запятнанным вожаком. – Я слышу глухой звук: удар, еще один. Осторожно выходя из-за угла и заглядывая в кухню, вижу, как он колотит себя обеими руками по голове.

– О, Эш, что же я наделал? Но ведь эти люди мне обещали!

Он изо всех сил бьется головой о кухонную стойку, а когда с трудом распрямляется, на лбу у него проступает глубокая рана.

Что ж, думаю, к крови я начинаю привыкать.

Но с другой стороны, мне его жалко. Как бы там ни было, он любил маму. И Эша тоже, мысленно добавляю я.

Я захожу в кухню.

– И что же такое они тебе обещали?

Он круто разворачивается, и в ноздри мне бьет сильный запах алкоголя. На мгновение кажется, что он вне себя от радости. Он подается ко мне, раскидывает руки. Я тут же застываю на месте, а он, похоже, вспоминает, как относился ко мне всю жизнь. Резко останавливается.

– Выходит, ты жива.

– Ты тоже, – бросаю я в ответ; голос мой низок и ровен. Это особо следует отметить, имея в виду, что творится у меня внутри. – Хотя так не должно быть. Ты пожертвовал Эшем ради спасения собственной жизни.

– Н-нет, – запинается он, покачиваясь на месте. – Не так это было. Центру нужна стабильность, иначе круги утратят опору. Так мне сказали. И еще сказали, что нужен пример. Хороший пример. Я думал, они имеют в виду меня.