Дети Эдгара По

Сколько времени прошло? Перед глазами у Роланда всё плыло, взгляд не фокусировался. В голове пульсировала боль. Было темно, воздух немного изменился. Может, его перенесли в пещеру? Он видел только отблески костра и деловитое копошение захвативших его существ. Шевелиться Роланд не мог. Его привязали к земле, вытянув руки за голову.

Они походили на детей — невысокие, с неразборчивыми голосами. Он насчитал их примерно полдюжины. Что с ним происходит, он не имел ни малейшего представления, и ничего не понимал. Неестественная тишина тревожила его.

Роланд пытался с ними заговорить, но они уселись ему на ноги и на грудь, прижали его голову к земле и начали заталкивать ему в рот тряпки. Потом он увидел, как над тем местом, где должна была лежать его крепко привязанная к земле левая кисть, описало тускло блеснувшую дугу лезвие топора. То же несколько секунд спустя повторилось и с правой, но Роланд был уже без сознания.

Жгучая боль привела его в чувство; боль и ещё, быть может, остатки воли к жизни. Рядом с ним никого не было, но он слышал скрипучий шёпот и тревожный скребущий и хлюпающий звук.

Полоумные тинейджеры. А может, какая-нибудь жуткая секта или культ. Или безумный, выродившийся от постоянных инцестов деревенский клан, охотящийся на всякого, кто по глупости забредёт на их территорию. Как такое могло произойти? Неужели весь город знает? И что им может быть нужно? Наверное, занятый исследованием и съёмками Маленькой Италии Йоргенсона он, сам того не зная, вторгся на священную для них землю. И всё-таки он склонялся к мысли, что они просто-напросто сумасшедшие.

Роланд по-прежнему не мог пошевелиться. Обрубки его запястий были забинтованы. Ублюдки в самом деле оттяпали ему обе руки. Поняв это, он едва опять не потерял сознание, но поборол панику. Надо сохранять ясную голову, иначе он пропал. Всё его тело от шеи до пят было укутано чем-то вроде мелкоячеистой проволочной сетки. Отвратительные тряпки забили рот, и дышать приходилось носом. Языком он попытался отодвинуть тряпки в сторону или вытолкнуть их изо рта, чтобы заговорить, но тут за него взялись опять.

Его куда-то поволокли, и Роланду стало ясно, что чудовищная боль, которую он испытывал, частично исходила оттуда, где когда-то были его ступни. Его швырнули на залитую светом факелов поляну. Выпрямили ноги, вытянули руки над головой и начали облеплять его какой-то густой, клейкой массой. Роланд забился, как пойманная рыба по дну лодки, но удар дубинки оглушил его снова.

Свежий воздух, сумеречный свет.

Тот же день? Вряд ли. Но небо покрыто облаками, ветер громко воет — и откуда-то доносится хорал, который Роланд слышал в первую ночь в городе. Его вынесли из пещеры, и скулящий звук заполонил его мозг. Он был центром этого звука, и это было невыносимо.

Всё его тело превратилось в камень, на свободе осталась лишь голова. Камень жёстким воротником охватывал его шею и поддерживал голову запрокинутой под болезненным углом. Роланд разглядел их, пока его устанавливали в третьем ряду собрания статуй. Это были не дети, вряд ли это вообще были люди, — узкие маленькие мордочки, короткие обрубочки пальцев, маниакальная суетливость движений, и неразборчивое, как речь насекомых, бормотание, почти целиком поглощённое клокочущим ветром.

Словно карикатурные учёные, они вертели его так и эдак, наклоняя, подталкивая, поправляя. Наконец из его рта выдернули кляп. Роланд попытался что-то сказать, но его язык пересох. Последняя тайна разрешилась, когда ему в рот сунули странное приспособление. Он успел его разглядеть — это была проволочная клетка, в которой болтались несколько деревянных шаров. Они были разного размера, и Роланду показалось, будто он видит просверленные в них бороздки и дырочки. Клетка вошла в его рот так точно, что полностью обездвижила язык. Вокруг его головы обернули пару полос из сыромятной кожи, чтобы ещё плотнее зафиксировать приспособление.

Последний толчок, и вот уже за дело взялся ветер, который заставил плясать и греметь деревянные шары. Новый голос присоединился к хору. Удовлетворённые, существа принялись завершать работу, покрывая его голову липким цементом и нанося последние штрихи. Не заделанным остался только открытый рот.

Роланд думал о насекомых, которые поселятся в нём. Его воображению рисовался тёплый парок, который будет подниматься из отверстия холодными утрами, пока он будет гнить внутри. И ещё он размышлял о том, сколько времени потребуется ему, чтобы умереть. Придётся им заняться ремонтом, когда его плоть истлеет и клетка провалится внутрь. В бешеном водовороте отчаяния эта мысль почему-то показалась ему утешительной.

Ветер порывами устремлялся в долину. Воздев обрубки рук и подняв лишённое черт лицо к слепому небу, он запел.

Дэвид Дж. Шоу