Ночью её будит звук: глухой удар, как при падении тяжёлого предмета, а затем чей-то стон. Мария Сибилла Мериан[163] садится в постели, но ничего больше не слышит. Ночь длинна, слишком длинна, а воздух удушлив. Глубоко в трюме корабля видит сны ночная бабочка, Phalaena tau[164], ей безразлично, стоит день или ночь, хотя сейчас ночь. Эта бабочка ещё куколка, вместе с другими образцами взятая Марией Сибиллой в путешествие.
Проснувшись, она обнаруживает, что ей нечем дышать, в её каюте нет воздуха, зато вонь чувствуется даже здесь, на корме, рядом с каютой капитана. Она поднимается на палубу подышать воздухом, в глухой час ночи, одна, запретная женская фигура, обособленная, тихая, а океан в это время молчит, волны едва плещут.
Вообрази. Воображаемое. Обрывки мыслей подгоняют ночь. Океан. Атлантика. Переход в Суринам. Аллегорический путь через хляби. Тёмные лица мужчин. Корабль, «Мир», колышется едва-едва.
Ей вспоминаются брачные танцы насекомых. То, какими громадными и толстыми становятся их самки. И какой они издают запах, сильный и резкий, но в то же время сладкий, так что самцы, уловив его, приближаются к самке то ползком, то на крыльях.
Вот она стоит на палубе корабля. По воле своего Бога. Под пологом Неба. Над ней планеты и звёзды. Созвездия — Заяц, Единорог, Эридан. Любовь к знанию. Перемены и путешествия. Угроза несчастных случаев (особенно на море). И боязнь утонуть.
Известно ли ей Платоново море Тартара? Где все воды пронзают землю до самого моря Тартара? Матросы верят, что если они подойдут слишком близко к экватору, то станут чёрными, как те, кто там родился. Или, если они заплывут слишком далеко на север, кровь сгустится в их жилах и превратится в лёд. Но сегодня нет ничего, кроме черноты чёрных вод, моря тьмы, звёзд в небесах.
Бледная женщина. Ограниченная своим полом. С рождения. По праву рождения. Когда же дверь отворилась впервые? Это всё влияние отца, без сомнения, — художника Маттеуса Мериана-старшего. Она была мала, когда его не стало, и её память о нём несовершенна. Папа. Папа Маттеус. Его здоровый, чистый, в высшей степени трезвый запах.
Она держит слепок головы Лаокоона.
Обратите внимание, как она держит огромную голову.
Господа, я буду держать эту голову, голову бедного Лаокоона, предостерегавшего против троянского коня.
Она особенная, говорит её папа мужчинам.
Подойди сюда, Мария Сибилла, подойди, встань здесь и держи голову.
Слепок сделан из гипса и тяжёл для маленького ребёнка; он весит футов семь или восемь, но она держит его.
Она держит его так, словно он не тяжёлый, словно в нём нет семи или восьми фунтов.
и каналы под окнами всюду
плоское зеркало вод
каналы, куда ни глянь
Блики света на чашке воды. На тарелочке рядом крошки. Это утро в Нидерландах, до того, как она отправилась за океан. Ребёнок приносит ей насекомых из садов Керкстраат[165]. Оба исполняют ритуал: ребёнок подходит к дверям и обращается к женщине: «Сударыня».
Ja, что у тебя?
Куколка мотылька.
Ты сама её сняла?
Да, мистрис.
Где ты её нашла?
Я нашла её в садах Керкстраат.
Ну-ка, подойди, давай посмотрим.
Девочка протягивает ей неподвижную коричневую скорлупу куколки.
Ja, вижу: аккуратно перекатывая её на ладони.
Взгляд девочки становится острее, в ней развивается любовь к точности, удовольствие от распознавания насекомых. Она одна из многих детей, живущих в окрестностях садов Керкстраат, но Мария Сибилла заинтересовалась ею.
Сибилла — это её второе имя, которое она унаследовала от матери.
И Сивилла закрыла глаза, и увидела всё, что прошло перед ними, в темноте упал конь, его всадник погиб в бою, а потом падало много коней, и много всадников погибало в бою, и шли дожди, и приходили казни, очищая землю.
С дороги, с дороги.
В Амстердаме всё было волнующе и экзотично. Там внутри неё вспыхнуло пламя; именно там она увидела животное, привезённое учёными путешественниками. Но они были любителями по сравнению с ней, по сравнению с её непреклонной серьёзностью. Пламя вспыхнуло в ней от того, что она видела в комнатах Амстердамского музея. Создания, летящие, как во сне. Создания, заключённые в футляры и в них летящие.
Есть существа, которых не видел никто. Существа, не включённые в классификации, не подсчитанные, не занесённые в журналы и регистрационные книги науки, существа, чья форма бросает вызов представлениям о логической структуре, чьи цвета словно принадлежат иным мирам, они самовозрождаются, чистые, бесконечные в своей сложности и многообразии, эти божественные наброски, выполненные ангелами и чудесным образом оживлённые, и они живут, свободные, никем не виденные, и она, она должна их увидеть.
Воздух студит лицо, холод пронзает тело.