Дети Эдгара По

— Я верю в то, что не следует терять время на раздумья о звере, которого, может быть, не существует. Я, во всяком случае, время на него тратить не буду. Нам всем следует полагаться на волю Верховного Владыки, вдова Ивенес, и на судьбу, а мне ещё и на мою работу, которую необходимо продолжать.

— Вы будете работать в лесу? — спрашивает доктор Петер Кольб.

— Я продолжу заниматься тем, чем должна, доктор Кольб.

— Возможно, было бы лучше, госпожа Сибилла, держаться от леса в стороне? — спрашивает Мэтью ван дер Лее.

— И вы тоже станете меня разубеждать, господин ван дер Лее?

— Ради вашей безопасности эта предосторожность лишней не будет, госпожа Сибилла.

— Ради моей безопасности, господин ван дер Лее, мне следовало бы сидеть во Франкфурте-на-Майне, а не ехать оттуда в Амстердам, из Амстердама — во Фрисландию, из Фрисландии — снова в Амстердам, а потом сюда, в Суринам. Но, господин ван дер Лее, разве находясь в собственном доме, в полной безопасности, я не могла бы заразиться, заболеть чахоткой и умереть?

После завтрака она готовится отправиться с Мартой в лес возле Парамарибо. Прочие рабы умоляли не брать их с собой, так они боятся зверя.

Марта, которая теперь во всём копирует Марию Сибиллу, надевает собственноручно сшитый рабочий халат, а под него — сорочку, которую забыла одна из постоялиц дома, а Эстер Габай подарила ей. Обе женщины в шляпах. Их ноги тщательно закрыты.

Марте жарко, пот крупными каплями льётся из-под её шляпы и стекает по лицу, по индейскому носу с лёгким намёком на горбинку, её ноздри раздуваются, нижняя губа выдаётся вперёд.

Мария Сибилла заводит руку за шею и тянется ею вниз, вдоль левого плеча, где впивается пальцами в тело, и это отдых от жары, облегчение от тяжести пергаменов, угольных карандашей, кисточек, сачков и ловушек.

Женщины стоят на небольшой просеке, сверху льётся ослепительный, не процеженный сквозь деревья солнечный свет. Чтобы видеть, им приходится прикрывать глаза ладонями, как козырьком.

Колибри в малиновом. В ярком пурпуре и зелени. В жилетках металлических оттенков, которые сверкают и переливаются, когда в них ударяет луч солнца или когда птички меняют положение тел. Они ненамного крупнее бабочек. Трепещут над ветками и поют в унисон. Их штук шестьдесят, не меньше, и они поют свою брачную песню. Маленькие и сверкающие, как драгоценные камни. Все в трепете и в звуках. Мария Сибилла полагает, что все они самцы, их поразительные окраски подсказывают ей, что перед ней самцы, разрядившиеся для поиска подруг и поющие хором. Их голоса не красивы — им недостаёт сладости хелаби или лирической нотки дрозда. Звук, который они издают, похож на скрежет, тонкий, пронзительный скрип камня, трущегося о металл.

Птицы проявляются, как детали картины: сначала абстрактная форма и цвет, которые постепенно становятся резче, различимее.

Чуть глубже в лес, и они снова видят колибри, но эти, хотя и живы, не поют.

Они попались в силки, расставленные на них шаманами, их яркие металлические цвета горят на солнце, но тельца обмякли, больше не трепещут, птички попали в шаманские сети, едва уловимое глазом биение крыльев прекратилось, они пойманы в силки, их штук сорок или пятьдесят, а то и больше, в сетях шаманов.

Шаманы расставили силки на колибри. Это их пища, объясняет Марта Марии Сибилле, — они едят исключительно мясо колибри.

И брачная песнь смертельна для колибри, обречённых на сети шаманов.

Сахарные фермы повсюду, куда ни глянь: Мачадо; Кастильо; Альвамант; Кордова; Давилаар; Боависта; Провиденция. Плантации, где каждый год снимают урожай. Где топят котлы и режут тростник, пробуя его на сахар. И сахар капает с обрезанных стеблей. На плантации Кастильо сегодня свадьба, и все прихожане Суринама съехались на праздник. Невеста — дочка Кастильо, жених — старший Альвамант. Ей семнадцать, а старшему Альваманту сорок три, и он уже дважды вдовец. Невеста — девственница, сладкая, как сахарный тростник.

Именно на свадьбе у Кастильо и был написан тот знаменитый групповой портрет: все мужчины, двадцать два по счёту, позируют, как офицеры милиции, у одного из накрытых столов. Доктор Петер Кольб есть на этом портрете, он сидит, глядя влево, его руки в движении, как будто он жестикулирует во время разговора. Мэтью ван дер Лее тоже там, стоит в полупрофиль, с оживлённым выражением глядя на доктора Кольба. Остальные мужчины смотрят прямо перед собой, в центре жених, раскрасневшийся в предвкушении.

На той же свадьбе был написан и портрет Марии Сибиллы, в садовом шёлке и атласном плаще с капюшоном. У неё хорошее настроение, щёки разгорелись от жары. Она только что танцевала один из свадебных танцев, это был котильон, а его танцуют турами, на каждом меняя партнёров. Несколько туров она сделала с Мэтью ван дер Лее.