Дети Эдгара По

И вообще, зачем Луизе другой ребёнок? Что, если он возненавидит Луизу так же, как Анна? Что, если он тоже раньше был собакой? Что, если её ребёнок возненавидит Луизу?

Когда музыканты возвращаются на сцену, Луиза наклоняется и шепчет Луизе:

— Вон он. Тот, с большими ладонями, справа.

Луизе непонятно, о ком именно говорит Луиза. У них у всех большие ладони. И на которого ей глазеть? На приятного виолончелиста, о котором ей лучше не думать как о номере? На номер восемь? Она приглядывается. С того места, где сидит Луиза, все виолончелисты кажутся красивыми. Какие они хрупкие, думает она, в своих строгих чёрных костюмах, как они позволяют музыке стекать по струнам и уходить меж пальцев. Какая беспечность. Ничего нельзя выпускать из рук.

Виолончелистов на сцене шестеро. Возможно, Луиза спала с каждым из них. Луиза думает: если бы я оказалась с ними в постели, с любым из них, то узнала бы, какие они на вкус, что любят и как. Я узнала бы, кто из них какой номер. Но они не узнали бы меня.

Призрак снова вырос. Стал колючим. Ощетинился короткими волосками. Они рыжевато-коричневые и колкие на вид. Луиза думает, что сейчас к нему лучше не прикасаться. Всю ночь он снуёт туда и сюда у её кровати, по-змеиному скользя на брюхе. Пальцами рук он впивается в доски пола, потом толкается пальцами ног. Его рот постоянно раскрыт, как будто он глотает воздух.

Луиза идёт в кухню. Открывает банку консервированной кукурузы, банку груш, финики. Кладёт всё это на тарелку и ставит перед призраком. Он проползает мимо. Может, он, как Анна, — разборчивый. Луиза не знает, что ему нужно. Луиза отказывается снова спать в гостиной. В конце концов, это её спальня. Она лежит без сна и слушает, как призрак всю ночь напролёт ползает туда-сюда вдоль кровати, шурша по натёртым полам.

Наутро призрак оказывается в шкафу: стоит на голове, прислонившись к стенке. Хватит, думает она и едет в торговый центр, где покупает целую стопку дисков. Пэтси Клайн, Эммилу Харрис, Хэнк Уильямс, Джонни Кэш, Лайл Ловет. Она спрашивает продавца, есть ли у них йодли, но он молод и толку от него чуть.

— Ничего, — говорит она. — Я возьму эти.

Пока он прокатывает её кредитку, она говорит:

— Подождите. А вы призрака когда-нибудь видели?

— А это, дамочка, не ваше дело, — говорит он. — Но если бы увидел, то заставил бы его показать, где он зарыл свое сокровище. Тогда я откопал бы его клад, и стал богатым, и не продавал бы вам сейчас это дерьмовое кантри. Конечно, если сокровище не проклято.

— А если никакого клада не окажется? — говорит Луиза.

— Тогда я засунул бы этого призрака в бутылку и сдал в музей, — говорит пацанёнок. — Живой настоящий призрак. Наверняка денег стоит. Купил бы себе мотоцикл и рванул в Калифорнию. И писал бы свою музыку, без всяких грёбаных йодлей.

Призраку, похоже, нравится Пэтси Клайн. Он, конечно, ничего такого не говорит. Но и не исчезает. Он выходит из шкафа. Ложится на пол, так что Луизе приходится его обходить. Он стал толще, плотнее. Может, при жизни он был фанатом Пэтси Клайн. Волосы на его теле поднимаются и мягко колышутся, точно их перебирает ветерок.

Джонни Кэш нравится им обоим. Луиза довольна — теперь у них есть что-то общее.

«I’m onto Jackson! — поёт Луиза. — You big talken man»[45].

Ночью звонит телефон. Луиза садится в постели.

— Что? — говорит она. — Ты что-то сказал?

Где она, в отеле? Она быстро приходит в себя. Призрак опять лежит под кроватью, высунув наружу руку, будто останавливает какое-то спальное такси. Луиза снимает трубку.

— Номер восемь только что сказал мне очень странное, — говорит Луиза. — Ты пробовала кантри-музыку?

— Да, — говорит Луиза. — Но без толку. Ему, кажется, понравилось.

— Уже легче, — говорит Луиза. — Что ты делаешь в пятницу?

— Работаю, — говорит Луиза. — А потом не знаю. Может, возьму в прокате фильм или ещё что. Хочешь зайти, посмотреть призрака?

— Я хочу привести кое-кого, — говорит Луиза. — После репетиции. Виолончелисты тоже хотят его увидеть. Вообще-то, они хотят для него сыграть. Всё сложно. Приготовишь нам чего? Например, спагетти. Ну, ещё какой-нибудь салат, хлеба чесночного. Я принесу вино.

— Сколько виолончелистов? — говорит Луиза.

— Восемь, — говорит Луиза. — И Патрик занят. Так что я могу привести Анну. В образовательных целях. Твой призрак всё ещё голый?

— Да, — говорит Луиза. — Но ничего. Он оброс шерстью. Можешь сказать ей, что это собака. Так чего ждать?

— Всё зависит от призрака, — говорит Луиза. — Если ему понравятся виолончелисты, он уйдёт с одним из них. Залезет в какую-нибудь виолончель. Говорят, для музыки это очень хорошо. И для призраков тоже. Они как маленькие рыбки, которые живут на больших рыбах. Прилипалы. Номер восемь как раз мне это объясняет. Он сказал, что инструменты с привидениями — не просто инструменты. У них как будто есть душа. Музыкант больше не играет на инструменте. Он — или она — играет на духе.

— Не знаю, как он туда поместится, — говорит Луиза. — Он довольно большой. Не всегда, правда.

Луиза говорит: