Дети Филонея

Она тогда постеснялась поздороваться, призналась Лиза. Возвращалась из клуба, злая как черт, поссорилась с бой-френдом. Как добралась домой — помнит смутно, хотя алкоголем не злоупотребляла. Кажется, сразу завалилась спать. А поутру она проснулась…

— Сразу я ничего не заметила. Ну, телевизор бубнит, новости какие-то. Вспомнила о Пашке, настроение изгадилось… Я — на кухню, там пэрентсы, в смысле, родители завтракают. И вот тут-то мне почудилось неладное. Понимаете, моя маман — она даже ночью в туалет ходит причесанная. А тут — в каком-то затрапезе, в волосах бигуди, знаете, такие жуткие, металлические. И что меня убило — режет колбасу. Мы никогда на завтрак не едим колбасу! Я всем, значит: "гуд морнинг!" Маман мне кивает так, робко. А папан вообще меня в упор не видит. Я думаю: что же я такого натворила? Вчера вроде не поздно вернулась, хотя вообще-то я маман предупреждала, что могу загулять до утра.

Папан, такой, потыкал яичницу вилкой, тарелку шваркнул и ушел. Не успела я рот раскрыть, маман мне говорит: "Пора что-то решать, Наташа". Ну все, прощай, крыша. Я ушла в осадок. Что решать? Какая Наташа?

Лиза нервно отхлебнула кофе.

— И вы знаете, что самое странное? При этом я каким-то местом чувствую, что все нормально. То есть я, конечно, Лиза. Но и Наташа тоже. В некотором смысле… И вот маман мне говорит: "Пора что-то решать, Наташа. Я позвонила Матвею Михайловичу, он готов тебя принять. Или ты хочешь, чтобы тебя выгнали из училища?"

В ответ Лиза фыркнула: "Что за бред?" — и, чуть не плача, убежала к себе в комнату. Там ее настигло новое испытание.

— Представьте себе, вы подходите к зеркалу и видите не себя, а другого человека. Я, конечно, понимаю, что я не мисс Вселенная. Но знаете, за восемнадцать лет я успела к себе привыкнуть. И я точно знаю, что я — не крашеная блондинка в джинсовой мини-юбке и колготках в сеточку. Гламурненько так, представляете? Как я не заорала — ума не приложу. И вот пока мы с этой Барби пялились друг на друга, меня накрыло. Дико заболела голова, и перед глазами полыхнуло красным. А когда отпустило…

Когда отпустило, Лиза узнала о себе много нового. Например, то, что она беременна от бывшего одноклассника, с которым после дискотеки имела опрометчивую связь. И то, что указом самой Тропининой в Советском Союзе аборты запрещены ("Понимаете, — Лиза сделала огромные глаза, — Советский Союз! Товарищ Тропинина!"). Но как только о ее беременности станет известно, ее тут же отчислят из училища. Поэтому мать договорилась с каким-то подпольным эскулапом…

— Я давай названивать Пашке. Ну, это была жесть! Этот козлина мерзким таким голосом мне заявляет: "Наташа, мы с тобой все уже выяснили". И тут трубку хватает его мать: "Не смей сюда больше звонить!" Вот змеища! Хорошо, что я так разозлилась, — неожиданно добавила Лиза. — А то бы сошла с ума.

Чудовищного абсурда ситуации Лиза действительно не успела осознать. Сначала она думала только о предательстве Паши. А потом ей позвонила подруга.

— Помните Тоню Новосад из 9"А"? Ну, то есть сейчас она заканчивает школу. Она на два года меня младше, но мы дружили… Так вот, звонит Тонька и говорит: "Представляешь, какой фокус отмочила сегодня историчка?" Извините, Ульяна Николаевна…

Ульяна смутилась.

— В смысле… Это я отмочила фокус?

Лиза, прищурилась, уставилась ей в глаза.

— А вы хорошо помните вчерашний день?

Ульяна собралась уже возмутиться. В конце концов, сколько можно слушать ерунду? Чего от нее добивается эта девчонка? Только вот…

Со вчерашним днем действительно что-то было не так.

Суббота… На последнем уроке — одиннадцатый класс, в котором, кстати, учится эта Новосад…

И тут Ульяна ясно увидела картинку.

Начало урока. Старшеклассники, пошумев, успокаиваются. Она открывает классный журнал. Староста докладывает об отсутствующих. Она дежурно выговаривает двум девчонкам, явившимся без форменных пиджаков. Потом объявляет тему урока: "История России в начале 90-х годов". Она пишет тему на доске, ученики строчат в тетрадях.

— Начало девяностых годов, — рассказывает Ульяна, прохаживаясь между рядами, — ознаменовано острыми межэтническими столкновениями. 15 января 90-ого года в Нагорный Карабах вводятся советские войска. Но уже 18 января Азербайджан объявляет войну Армении. 11 марта того же года литовский парламент заявляет о восстановлении независимости Литвы. 23 марта в Вильнюс входят советские танки. В апреле Москва начинает экономическую блокаду Литвы…

Историю в этом году сделали обязательным экзаменом, поэтому старшеклассники старательно конспектировали, не слишком вдаваясь в смысл. И только Костя Ушаков вдруг наморщил лоб и изрек:

— Э… Пардон… А причем здесь литовский парламент?

Класс словно очнулся. Тридцать пар глаз вопросительно смотрели на учительницу. Отличница Молодых, посасывая ручку, быстро залистала учебник.

— А тут написано, — сообщила она, — что в девяностом году в Литве был разоблачен заговор клики экстремистов… ля-ля-ля… Литовский народ решительно осудил… ля-ля-ля… Ульяна Николаевна, вы ничего не перепутали?