Найти адрес профессора оказалось сложнее, чем я ожидал. Ученый, видимо, действительно полностью ушел от мира и не хотел привлекать к себе чьего-либо внимания. Современным отшельникам веда нет нужды уходить в дикие горы и селиться в пещере. Им легче затеряться в большом городе, в гуще людей, в лабиринте многоквартирных домов, где их личная двухкомнатная пещера будет изолирована от окружающего мира так же надежно, как если бы она находилась в самой дикой часта Анд…
И все же на следующий день я стоял перед входом в эту пещеру. Стоял и не решался войти. Я думал о том, что заставило ученого бросить работу и эмигрировать в другую страну. Вне всякого сомнения, это было связано со странным незнакомцем. Профессор боялся? Слишком много знал? Ему угрожали? Или же испытал какое-то моральное потрясение, после которого так и не смог оправиться?
В любом случае я не рассчитывал на радушный прием, когда нажимал на зеленую кнопку старого дверного звонка. И в общем-то оказался прав…
Из глубины квартиры послышались шаркающие шаги, и старческий голос из-за двери произнес:
— Кто вы и что вам надо?
— Господин профессор де ла Квинтура, мне очень нужно с вами поговорить. Мое имя — Ганс-Ульрих фон Кранц и…
Глухо лязгнул железный замок, и дверь со скрипом открылась. За ней стоял закутанный в плед горбун, смотревший на меня полубезумным взглядом. Профессор был очень стар: на вид — около восьмидесяти лет. После долгой паузы он сделал шаг назад и произнес:
— Проходите.
Я вошел в прихожую. Старая мебель, старые обои. Воздух был затхлым, какой он бывает в старых домах, где живут старые люди. В каком году Квинтура последний раз проветривал свое жилище?
Мы прошли в комнату, где профессор жестом указал мне на стул, усевшись в большое кресло. Только тогда он снова поднял на меня глаза. В них был страх.
— Что вам нужно от меня? Я строго соблюдаю все ваши условия… — начал он.
Этого я не ожидал. Ровно секунда ушла у меня на то, чтобы понять, что старик принял меня за представителя какой-то организации или группы людей, и чтобы выработать стратегию дальнейшего разговора. Ровно секунда. Но я недооценил горбуна. Ему хватило половины секунды, чтобы прочесть в моих глазах, что я не тот, за кого он меня принял.
— Вас послали не они. Что вам нужно от меня? — тон старика изменился, стал резким и даже властным.
— Профессор, мне нужна информация. Думаю, вы сами знаете какая. Я сохраню тайну…
— Вы сами понимаете, что я ничего не скажу. Не теряйте времени, Ганс-Унтер или как вас там…
— Вам не о чем волноваться, господин…
— Мне лучше знать. Вы не сможете гарантировать мою безопасность, даже если захотите. Эти люди — они куда могущественнее вас, кем бы вы ни были.
— Господин де ла Квинтура, это нужно не только мне, это нужно всему человечеству…
— Я — тоже человечество. И за всю мою жизнь остальная часть человечества не сделала для меня ничего такого, за что я был бы ему обязан.
Мы молча смотрели друг на друга. У меня оставался единственный шанс.
— Господин профессор, те, кого вы боитесь, — немцы. Поэтому вы меня и впустили — немецкая фамилия. Да, я — тоже немец. Дайте мне их координаты, и я поговорю с ними сам. Напрямую.
По старческому липу де ла Квинутры пробежала гримаса. Несколько секунд он сидел неподвижно, словно в нерешительности, потом взял со стоявшего рядом столика какую-то бумажку и написал на ней огрызком карандаша несколько слов.
— А теперь уходите. Все. — Он протянул мне бумажку. Ее содержание я прочел, уже спускаясь вниз по лестнице. Там было всего три слова: «Генрих Штайнферинг. Лима».
Похоже, на билет в Перу все-таки придется потратиться.
Ложь контр-адмирала Вайоминга
Полет в Лиму, впрочем, пришлось отложить — мною уже были заранее забронированы билеты в США. Мистера Вайоминга я, к слову сказать, тоже не стал предупреждать о своем визите. В последнее время я стал крайне невежлив. Застав человека врасплох, больше шансов получить от него полезную, а главное, правдивую информацию. Похоже, к старости я превращаюсь в циника.
В аэропорту Линкольна я зашел в контору, которая занимается прокатом автомобилей. Ассортимент не впечатлял — веселеньких расцветок малолитражки занимали все пространство стоянки. Можете обвинить меня в мужском шовинизме или в чем угодно еще, но такие авто я считаю женскими и предпочитаю ездить на чем-нибудь побольше. К счастью, в дальнем конце стоянки обнаружился огромный черный «субурбан». Эта машина, наоборот, показалась мне великоватой, как и стоимость ее аренды, но альтернативы не было. Я с грустью вспомнил оставшийся дома «мерседес», а также русский армейский джип, на котором я выбираюсь в дикие уголки родной страны… Вот на нем бы я с удовольствием покатался по Штатам. Причем желательно в составе русской моторизованной дивизии. Ну не любят у нас в Аргентине янки, что уж тут поделаешь…