Читаем Дети галактики, или Чепуха на постном масле полностью

Благодаря такой «собачьей» дружбе, я попала в геологическую партию на должность поварихи. Хозяин добермана по кличке Марс, геолог Саша Живкович, в процессе совместного выгуливания собак вдруг предложил мне поехать с его партией на Урал. И мне вдруг безумно этого захотелось, нас же всех воспитывали во вполне романтическом духе, мы ездили за туманом, за запахом тайги, и я не была исключением, опасаясь только, что родители будут против. Однако маму, почему-то, это не смутило. Папу, разумеется смутило, да еще как, но главной у нас была мама, и я поехала! Да еще мне пришлось взять с собой Лорда, поскольку у него незадолго до поездки приключилась тяжелая болезнь мочевого пузыря и ветеринар посоветовал взять его с собой, чтобы он там вылечился травами. Никто в партии не удивился, так как Сашка тоже брал с собой Марса. Мне было сказано, что в Свердловске мы остановимся на день в гостинице «Большой Урал» и я соответственно оделась. И вот представьте себе картинку: я приехала в аэропорт с огромной собакой на поводке, с пишущей машинкой (я как раз получила первую книжку для перевода), в шелковом костюмчике и на высоких каблуках. Увидев группу – все в кедах, драных джинсах, штормовках, я здорово смутилась, но меня спасло в глазах группы умение посмеяться над собой. Хотя чувствовала я себя до ужаса глупо, но переодеться до прибытия на место возможности не было: все вещи шли отдельно. В Свердловске мы не задержались, а сразу уехали. В Москве мне было обещано, что готовить придется на газовой плитке, но пока в баллонах не было газа, мне пришлось свой первый полевой ужин готовить на… паяльной лампе, которой до тех пор и в глаза не видела. Правда, мне ее в руки не давали. Шофер выкопал ямку, поставил туда лампу, включил ее и пламя с ревом и диким напором уперлось в земляную стенку. А сверху я поставила огромную кастрюлю картошки – ничего другого у нас пока не было, разве что мешок лука, привезенный из Москвы. Правда, на паяльной лампе я готовила всего два дня, дальше действительно появилась двухконфорочная плитка. Для кухни мне поставили большую палатку, и это было мое царство. А жила я тоже в отдельной палатке. Первые дни я пребывала в некоторой панике. Как я справлюсь со всем этим хозяйством в столь отличных от Москвы условиях? Однако, несколько дней и я вполне освоилась. Вставала ни свет, ни заря и мыла оставшуюся с вечера посуду, вода в такую рань была теплая, над рекой стлался легкий туман, тишина, красота… Затем я готовила завтрак из того, что Бог послал – какая-нибудь каша, яйца, помидоры. И шла будить народ. А так как по паспорту моя фамилия Вильям – Вильмонт, что повергало в шок работниц почты в городе Нижние Серги, – то кто-то мгновенно сочинил стишок: «Вставай, вставай, мудила!» – Вильям-Вильмонт будила».


После завтрака все уезжали в маршрут, но кто-то обычно оставался со мной и двумя псами. Потом у нас появился и третий: из Свердловска привезли родного брата Марса, добермана Тимку. До него псы жили мирно, а с его явлением начались собачьи свары. Однажды, когда я вышла из кухни с огромной кастрюлей в руках, чтобы слить картошку, мне под ноги подкатился рычащий и хрипящий ком дерущихся собак. Только чудом мне удалось удержаться на ногах и не уронить кастрюлю. Иначе я бы и сама ошпарилась, собаки бы пострадали и люди остались бы голодными. Вообще, надо заметить, я за три месяца не получила ни одной производственной травмы. Сашка уверял меня, что я первая повариха, которой это удалось. Считаю это доказательством высокого класса, разве нет? И до сих пор горжусь.

Итак, все уезжали в маршрут, а я брала свой старенький «ундервуд» и садилась за стол с книжкой и словарями. Вокруг летало несметное количество слепней, но наши шоферы нашли выход. Они ставили рядом со мной жестяную банку из-под селедки с дымящимися гнилушками – создавали дымовую завесу. Я сидела и переводила книжку гэдээровского писателя Якобса «Пирамида для меня». Совершеннейшая социалистическая муть, но начинающему переводчику выбирать не приходилось.

А вечером, к возвращению ребят я опять-таки готовила, что Бог послал. Стабильно у нас была картошка, макароны, лук, помидоры, томатная паста и сгущенка в огромных банках. Как-то ребята достали ящик свиной тушенки, но она была такой отвратительной, что ее никто есть не желал и все не съеденное продали кому-то в деревню. Спасали грибы. Иногда я с кем-то из шоферов ездила на добычу в Нижние Серги или Михайловск. Помню как-то, когда я уже освоилась и приобрела вполне полевой вид – штормовка, мятые штаны, кеды, в продуктовом магазине в Сергах я купила ящик яиц. Ко мне вдруг подошел какой-то мужик, окинул меня оценивающим взглядом и спросил:

– Геолог, что ли?

– Да, – с невероятной гордостью ответила я.

– Сама шоферишь? – уважительно осведомился он.

– Нет, – говорю, – я на хозяйстве.

– Молоток! – оценил он меня.

Почему-то этот разговор доставил мне невероятное удовольствие. И весьма повысил, как теперь принято выражаться, мою самооценку.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Образы Италии
Образы Италии

Павел Павлович Муратов (1881 – 1950) – писатель, историк, хранитель отдела изящных искусств и классических древностей Румянцевского музея, тонкий знаток европейской культуры. Над книгой «Образы Италии» писатель работал много лет, вплоть до 1924 года, когда в Берлине была опубликована окончательная редакция. С тех пор все новые поколения читателей открывают для себя муратовскую Италию: "не театр трагический или сентиментальный, не книга воспоминаний, не источник экзотических ощущений, но родной дом нашей души". Изобразительный ряд в настоящем издании составляют произведения петербургского художника Нади Кузнецовой, работающей на стыке двух техник – фотографии и графики. В нее работах замечательно переданы тот особый свет, «итальянская пыль», которой по сей день напоен воздух страны, которая была для Павла Муратова духовной родиной.

Павел Павлович Муратов

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / История / Историческая проза / Прочее
Мсье Гурджиев
Мсье Гурджиев

Настоящее иссследование посвящено загадочной личности Г.И.Гурджиева, признанного «учителем жизни» XX века. Его мощную фигуру трудно не заметить на фоне европейской и американской духовной жизни. Влияние его поистине парадоксальных и неожиданных идей сохраняется до наших дней, а споры о том, к какому духовному направлению он принадлежал, не только теоретические: многие духовные школы хотели бы причислить его к своим учителям.Луи Повель, посещавший занятия в одной из «групп» Гурджиева, в своем увлекательном, богато документированном разнообразными источниками исследовании делает попытку раскрыть тайну нашего знаменитого соотечественника, его влияния на духовную жизнь, политику и идеологию.

Луи Повель

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Самосовершенствование / Эзотерика / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное