Дети галактики, или Чепуха на постном масле

Я в юности много хворала и мне одно время запрещали есть соленое. Но стоило родителям куда-то уехать хоть на день, я тут же мчалась покупать кильки! А еще из запретного я обожала шоколадное масло! И почему-то очень любила нарезанный сыр. Папа этого не признавал. Он вообще был сырная душа! Сыр всегда покупался куском, а мне хотелось нарезанного! Помню, папа покупал рокфор, которого я тогда в рот не брала. Он садился за стол и аккуратно перекладывал рокфор в керамическую баночку с крышкой. Он вообще был по-немецки педантичен в быту, обожал мыть посуду и не терпел беспорядка. Нам с мамой частенько доставалось на орехи за вовремя не застеленную постель или за кавардак на письменном столе.

Мама все делала быстро и часто раздражалась из-за папиной медлительности, например, во время мытья посуды.

– Коля, я сама вымою, быстрее будет!

– Быстро только кошки е… ! – невозмутимо отвечал он, продолжая священнодействовать.

Он вообще любил, чтобы все в доме было так, как должно. Но не требовал этого, а просто делал сам. Например, накрывал на стол к завтраку.

По этому поводу однажды было даже написано смешное стихотворение «Утро Вильмонта». В конце шестидесятых, когда родители снимали дачу в Эстонии, к нам приезжали туда самые разные гости. От Раневской (об этом позже) до Олега Чухонцева. Среди гостей была и замечательная женщина, Алевтина Ивановна Миронова, заведующая отделом западной литературы в Гослите. Приведу здесь этот опус, чтобы развлечь читателя, утомленного моей гастрономической прозой.

Чуть заалеет горизонт,
Как просыпается Вильмонт.
Легко ступая и бесшумно,
Он начинает день разумно.

Составив кошкам рацион,

Уходит в лес на моцион.
Вернувшись с утренней разминки,
Готовит всей семье тартинки.

Затем урча, ворча, стеная,

Колдует над заваркой чая.
Своей рукою вдохновенной,
Творит он ритуал священный:

Как пограничные дозоры

Расставит четко все приборы -
Стаканы на своих местах,
Как часовые на постах.

Окинув стол орлиным взором,

Украсит он его рокфором.
А совершивши весь обряд,
Идет Вильмонт будить отряд.

Но вышло как-то все не так:

Удрал на озеро рыбак,
Миронова сбежала в лес -
Никак ее попутал бес,
У дочки явный карантин,
Жена умчалась в магазин.

Был огорчен Вильмонт ужасно:

Трудился, видно, я напрасно.
Весьма печальная картина.
Как низко пала дисциплина!

Но все наладилось, и вскоре

Семейка оказалась в сборе.
Тартинки уплели до крошек.
«Пора мне пол накрыть для кошек!»

Сказал Вильмонт, покликал кисок

И на полу торчат у мисок
четыре уха, два хвоста
«Ну-с, совесть у меня чиста», -
Вильмонт промолвил, вымыл руки
И посвятил себя науке.

Папа был красивый, элегантный, остроумный, с хулиганским блеском в голубых глазах и при этом очень уютный и домашний. Я была поздним ребенком, маме было тридцать восемь, а отцу сорок пять, когда я родилась. Они прожили бездетными тринадцать лет и вдруг такой подарок! Папа обожал меня неистово, но в то же время любил дразнить, пугать, разыгрывать.

Помню, мне было лет девять и у нас появился телевизор, «Темп-2», самый роскошный по тем временам. Мы с папой остались вдвоем – мама уехала в Дом творчества в Переделкино заканчивать срочную работу. По телевизору должны были показывать нашумевший фильм «Плата за страх» с Ивом Монтаном в главной роли. Мама специально позвонила отцу с категорическим требованием не показывать ребенку этот страшный фильм.